Сочинение: «Звезды смерти стояли над нами...» (по поэме А. А. Ахматовой «Реквием»)

Поэзия А. Ахматовой — это исповедь человека, живущего всеми бедами, болями и страстями своего времени и своей земли.

Людям, приходящим в этот мир, не дано выбирать время, роди­ну, родителей. На долю А Ахматовой выпали самые тяжелые годы в самой невероятной стране мира: две революции, две войны, страш­ная эпоха сталинской тирании. Еще в 1917 году поэтесса ответила покинувшим Россию и звавшим ее за границу:

...равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.

Талант, преданность родной земле, подвижничество, муже­ство — вот те качества, за которые народ наградил А Ахматову своей любовью.

Поэма «Реквием» — это потрясающий, основанный на фактах биографии Ахматовой документ эпохи, свидетельство того, через какие испытания прошел наш народ. Репрессии 30-х годов, обру­шившиеся на друзей и единомышленников А. Ахматовой, разру­шили и ее семейный очаг: вначале был арестован и сослан сын, а затем муж. Сама она жила в постоянном ожидании стука в дверь. Создаваемые между 1935 и 1940 годами строчки «Реквиема» не мог­ли даже лечь на бумагу. Их заучивали наизусть друзья поэтессы, для того чтобы душевный крик «стомильонного» народа не канул в безд­ну времени.
[sms]

«Эмма, что мы делали все эти годы? Мы только боялись!» — сказала как-то А Ахматова своей подруге. Да, они были просто люди, не из камня и не из стали. И боялись они не только за себя, но за детей и родителей, жен и мужей, близких и друзей. Над ними все время стояли «звезды смерти», этот библейский образ, символ ста­линской эпохи, образ, возникший в Апокалипсисе. «Пятый Ангел вострубил, и я увидел Звезду, падшую с неба на Землю, и дан ей был ключ от кладезя бездны. Она отворила кладезь бездны, и вышел дым из кладезя, как дым из большой печи; и помрачилось Солнце и воздух от дыма из кладезя. Из дыма вышла саранча на Землю...» {Откровение Иоанна Богослова, 9:1-3).

Все перепуталось навек,
И мне не разобрать

И долго ль казни ждать.

Вот в таком аду, в самый трудный период жизни А. Ахматова пишет свое выдающееся произведение — скорбный «Реквием», яро­стное обличение сталинских беззаконий.

Это было, когда улыбался

Только мертвый, спокойствию рад...

Читаешь, и оживает эпоха массовых репрессий, общего оцепе­нения, страха, разговоров шепотом. А. Ахматова была ее маленькой частицей, клокочущим ручейком, вливающимся в помутневшую реку народного горя.

Нет, и не под черным небосводом,
И не под защитой чуждых крыл —
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.

Эти строки из своего стихотворения «Так не зря мы вместе бедо­вали...» А. Ахматова делает эпиграфом к поэме. Ее судьба неотдели­ма от судеб тех несчастных женщин, с которыми 17 месяцев стояла она в тюремных очередях в надежде послать передачу или узнать что-то о сыне. И молюсь не о себе одной, А обо всех, кто там стоял со мною И в лютый холод, и в июльский зной
Под красною ослепшею стеною.

Перечитывая «Реквием», видишь многозначность этого произ­ведения. Символичен образ стены — красной от крови и ослепшей от слез, пролитых жертвами и их близкими, холодной, каменной, не увидевшей горя тех, кто стоял рядом с ней. Сюда же примыкает и образ кремлевских башен:

Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.

Это стены, за которыми спрятались те, кто, словно слепцы, не видят народного горя. Это глухие стены, разгородившие владык и народ. И, может быть, звезда на башне Кремля — это та самая ог- ромная звезда, что «прямо мне в глаза глядит и близкой гибелью грозит».

Эпитеты, используемые А. Ахматовой в поэме («кровавые сапо­ги», «тоска смертельная», «окаменелое страдание», «каменное сло­во»), вызывают ужас и отвращение перед насилием, подчеркивают мучения, показывают запустение города и страны. Все в «Реквие­ме» укрупнено, раздвинуто в границах (Нева, Дон, Енисей), вызы­вает общее представление — всюду. Это беда всего народа, и звезды смерти светят всем одни и те же.

В эпилоге «Реквиема» словно вылитые из металла плотно и тя­жело стоят такие горькие и торжественно гордые слова:

Опять поминальный приблизился час,
Я вижу, я слышу, я чувствую Вас.
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список и негде узнать.
О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде.

Наверное, список этот был бы бесконечным. И то, что А. Ахма­това выполнила свое обещание («А это вы можете описать? И я ска­зала: «Могу!»), явилось лучшей памятью тем невинным жертвам, тому безмерному горю, которое выпало на долю тысяч людей на­шей страны «в страшные годы ежовщины».

Вслушиваюсь в первые строки «Реквиема»:

Перед этим горем гнутся горы,
Не течет великая река.
Но крепки тюремные затворы,
А за ними «каторжные норы»
И смертельная тоска...

Здесь звучит доминирующий перекатывающийся звук «р», слов­но гудит погребальным звоном колокол. И в такт ему начинают стучать наши сердца: «Не повторится, не повторится, не повторит­ся никогда!»

«У каждого поэта своя трагедия, иначе он не поэт. Без трагедии нет поэта — поэзия живет и дышит над самой пропастью трагичес­кого, «бездны мрачной на краю», — писала поэтесса. Но в «Реквие­ме» А. Ахматова смогла личное страдание расширить до страдания целого народа, до огромного окаменевшего изваяния горя, гени­альным образом созданного из самых простых слов.

«Кто прячет прошлое ревниво, тот вряд ли с будущим в ладу», — говорил Твардовский. Как хорошо, что мы узнали правду. Может быть, это залог нашего будущего?[/sms]