Сочинение: И.А.Гончаров "Почему Андрею Штольцу не удалось изменить Обломова?"

В романе Гончарова Обломову противостоит Штольц, его однокашник и друг, делец новой формации. Он поддерживал связи с золотопромышленниками, бывал в Киеве — торговом центре свеклосахарной промышленности, Нижнем Новгоро­де, знаменитом ежегодными ярмарками, Одессе — крупней­шем центре хлебного экспорта из России, посещал Лондон, Париж, Лион — торговые и промышленные центры Европы. Постоянно деятельный, он, однако, уступает Обломову в ду­ховных запросах и на поверку оказывается и сам не чуждым обломовщине, ибо высоких целей, зовущих вперед и вперед, не имеет. Во всяком случае, на туманные вопросы и сомне­ния Ольги он ответить не может, призывая ее склонить голо­ву перед обстоятельствами.

«Гончаров из всех наших писателей обладает вместе с Го­голем наибольшей способностью символизма... Способность философского обобщения характеров чрезвычайно сильна в Гончарове; иногда она прорывает, как острие, живую худо­жественную ткань романа и является в совершенной наго­те... мечтательный Обломов и деятельный Штольц, — разве это не чистейший и, притом, непроизвольный, глубоко реаль­ный символизм!» — пишет Д. Мережковский.

Здесь мы подходим к вопросу об отношении писателя к герою. По этому поводу литературоведы высказывали по крайней мере два соображения. Первое сформулировал Н.А. Добролюбов: Гончаров «не дает и, по-видимому, не хо­чет дать никаких выводов Ему нет дела до читателя и до выводов, какие вы сделаете из романа: это уж ваше дело Он не запоет лирической песни при взгляде на розу и соловья, он будет поражен ими, остановится, будет долго всматриваться и вслушиваться, задумается Какой про­цесс в это время произойдет в душе его, это вам не понять хо­рошенько».
[sms]

Другое мнение можно сформулировать словами критика Ю. Айхенвальда: «Мы слишком ясно видим, кого и что Гон­чаров любит, кому он отказывает в своей симпатии».

Пожалуй, ближе к истине приверженцы второй точки зрения. Конечно, Гончаров не навязывает читателям своих выводов. Он старается избежать прямых, «лобовых» харак­теристик героев (другое дело — всегда ли ему это удается?). Писатель даже сетовал на то, что в конце романа «вставил не­сколько слов, из которых выглядывает сознание самого 06-ломова», что вложил в уста Штольца фразу: «Прощай, ста­рая Обломовка, ты отжила свой век!»

Но позиция автора становится ясна из самого хода и тона повествования, из его попутных замечаний, из анализа ком­позиции произведения и из тех развернутых замечаний, ко­торые автор дает к отдельным сценам.

Образ немца Штольца был первоначально задуман как альтернативный, цельный характер, противопоставленный Обломову, и даже как образ положительного героя, с которо­го следовало бы брать пример. Отсюда и некоторая идеализа­ция. «Сколько Штольцев должно явиться под русскими име­нами!» — пишет Гончаров. Но к концу романа получается, что все же с ним не пришло спасение России. Добролюбов объясняет это тем, что «пока для них нет почвы» в россий­ском обществе. Возможно, нужен некий синтез обломовского и штольцевского начал, — отсюда сюжетный ход, имеющий символическое значение: Штольц берет на воспитание сына Обломова, Андрея, названного в честь него.

В характеристике Обломова немало автобиографических черт. Кстати сказать, Илья Ильич первой половины романа отличается от Ильи Ильича второй половины. Это два типа, равно свойственные русской жизни, близкородственные, но не вполне одинаковые. Первый — с несомненным трагиче­ским началом сознания своего бессилия — так и умирает, не сделав ничего полезного и высокого в жизни, к чему стре­мился. Сильное возбуждение, страсть, негодование могут воспламенить их пожаром, правда, на одно мгновенье, но в это мгновение они могут явиться героями, способными по­жертвовать собой, во имя идеи или за улыбку красавицы, смотря по моменту.

Вторая категория Обломовых — иного свойства. Если у них и было какое-либо миросозерцание, в смысле идей и нравственных требований, то это миросозерцание уже усну­ло. Проза будничной домашней жизни, низменность жела­ний, не выходящих из круга инстинктов пищеварения и эле­ментарного животного довольства, — вот атмосфера, из которой никогда не вытащат их на свет Божий никакие Штольцы и Ольги Ильинские. Хотя поначалу на это остава­лись самые серьезные надежды. Словно поток чистого возду­ха в душное помещение, ворвался Штольц в вялое существо­вание Ильи Обломова и еще раз воскресил его, воодушевил своим спасительным порывом.

Штольц искренне любил Обломова за его душевную чис­тоту, за его сердечность и нежность. Он видел в нем «хру­стальную душу», не способную ни на что грязное, низкое. Он ценил и ум Обломова. Это был не тот житейский, практиче­ский ум, которым был богат он сам, а широкий, светлый, способный и на критику действительности, и на широкие обобщения. Этот ум сказывается в правильной оценке ни­чтожности человеческих стремлений, которые выражаются в чиновничьем карьеризме, в увлечениях пустой светской жизнью. Обломов высказывает свои соображения на эту тему в разговорах с Судьбинским и молодым человеком Волко­вым.

Этот ум ясно определяется в тех взглядах на значение ли­тературы, которые высказывает Обломов в разговоре с писа­телем Пенкиным, считающим целью литературы только пол- ное, точное воспроизведение действительности, какова бы она ни была. Обломова возмущает такое узкое и неверное по­нимание целей искусства, и он энергично нападает на таких писателей, обвиняя их в отсутствии любви к людям. Не от Штольца и не из университета усвоил Обломов мысли о ми­лосердии Божьем к падшему человеку — этому его научила Обломовка, которая сохранила в полной неприкосновенно­сти многие добрые чувства и настроения старины. Русская простонародная гуманность, сказавшаяся в сердечном отно­шении к «несчастненьким», сказалась в рассуждениях Обло­мова. В такой гуманности, освященной религией, есть высо­кая национальная разумность, которую так ценил в Обломове Андрей Штольц.

Приехав в Петербург, Штольц пришел в ужас, увидев, во что обратился его друг. Он понял, что для того все «началось с неумения надевать чулки, а кончилось неумением жить!». Слабость воли, отсутствие живых интересов — все это с непо­бедимой силой парализовало присущее Обломову желание служить людям, усыпило его умственные способности, под­резало крылья его идеализму. Энергично взялся Штольц за пробуждение своего друга. Он освободил его от цепких рук разных плутов, заставил жить общественной жизнью, нако­нец, познакомил с Ольгой. Однако Обломова неожиданно ис­пугали хлопоты и беспокойства предстоящей свадьбы, затем временный недостаток денег, наконец, ледоход на Неве... Все это ослабило, а потом попросту разрядило его энергию. Ольга поняла, что его лень — это не комическая, не обаятель­ная, а трагическая черта его души. Разочаровавшись в Обло­мове, она выходит замуж за Штольца.

Штольц продолжает торжествовать победу над жизнью, которую он одержал во имя своей мудрой веры в спаситель­ную силу труда, а Обломов медленно угасал, без борьбы и без ропота, «постепенно укладываясь в простой и широкий гроб своего существования, сделанный собственными руками, как старцы-пустынники, которые, отвратясь от мира, копа­ют себе могилу»... Штольц попытался было еще раз вернуть к жизни Обломова, но теперь ничем уже не ответил Обломов на новую попытку.

«Погиб ты, Илья! — сказал ему Штольц. — Нечего тебе говорить, что твоя Обломовка — не в глуши больше, что до нее дошла очередь, что на нее пали лучи солнца... что года через четыре она будет станцией дороги, что мужики твои пойдут работать насыпь, а потом по чугунке покатится твой хлеб к пристани... А там школы, грамота, а дальше... Про­щай, старая Обломовка, ты отжила свой век!»

В этих заключительных словах выяснено все историче­ское значение романа. Действительно, Штольцу ничего не оставалось, как навсегда проститься с Обломовым, этим оли­цетворением отжившего старого времени. Не Обломов — вре­мя навсегда уходило в прошлое. Разве под силу человеку бо­роться со временем?[/sms]