Что такое современность философии?
Каким же образом «заново» открывает этот исток современная философия и что такое современность? Парадоксальность этого вопроса связана с тем, что если бы было возможно понимание современности, выяснение ее смысла и специфики, это означало бы ее преодоление, выход за ее пределы к какой-то уже новой «современности». Мы не можем овладеть современностью в понятии, поскольку сами ей принадлежим, но не можем и отказаться от поиска ответа на этот вопрос.
Его фундаментальность связана с задачей самопонимания, ставящей человека самого под вопрос. Не случайно поэтому, что всякий мыслитель, действительно «схвативший» смысл современности, должен ощущать себя «на границе» - в конце какой-то историко-философской традиции и в начале новой. Таким образом, сам вопрос о смысле современности есть трансцендирование современности.
Смысл современности ищется всегда по отношению к «прошлому», которое может пониматься по-разному. Для большого количества мыслителей прошлое нынешней современности связано с классической рациональностью позитивистского толка, основные черты которой сложились в ХVII-XIX веках. Так, авторы статьи «Классика и современность: две эпохи в развитии буржуазной философии» под «классической буржуазной философией» мы понимаем общую ориентацию и идейную стилистику мышления, характерную для ХVII-XIX столетий, реализовавшуюся как суммарная тенденция.
Главной чертой классической философии, считают авторы, была ее претензия на систематическую целостность, завершенность, монистичность, которая покоилась на вере в естественную упорядоченность и умопостигаемость мироустройства. Эта философия утвердила автономную индивидуальную человеческую сознательность (рациональность, целесообразность). Идея рационального умопостигаемого миропорядка одновременно предполагает непрерывность и однородность субъективного (как индивидуального, так и общезначимого) опыта.
Тем самым из онтологии последовательно исключалось все то, что нарушает непрерывность контролируемо воспроизводимой конструкции бытия, охватываемой одним (и из одной точки) взглядом. Сознание самого субъекта представлялось рефлексивным (понятным и прозрачным для самого себя) и универсальным, что позволяло одновременно усматривать и мир «как он есть» и собственные способы его познания. Возможность таких абсолютно достоверных очевидностей внутри субъективного опыта объяснялась убежденностью классики в гармонии между организацией бытия и субъективной организацией человека. Бытие открывается в сознании, и в своей независимости от последнего оно является именно таким, каким осознается. В целом классика характеризуется здесь как философия самосознания.
В то время как современная философия является, с точки зрения указанных авторов, последовательным и откровенным развертыванием внутренних противоречий и неувязок классического мышления, ценой которых была достигнута целостность и монистичность этой идейной стилистики. Открытию этих внутренних противоречий способствовал внешний социально-экономический контекст, выявивший иррациональность социальной и экономической жизни. Для неклассической философии характерно острое переживание разрыва духа и действительности, открытие неконтролируемых процессов в сознании и действительности.
Во временном плане отсчет неклассичности ведется с 20-30 годов ХХ века, когда монологическая просветительская позиция философии оказывается невозможной. Авторы считают, что такие направления некласической философии как феноменология, психоанализ и экзистенциализм не преодолевают, однако, основной черты классической философии и предлагают лишь новую версию философии самосознания, хотя речь идет теперь не об абсолютном сознании, а о прояснении сознания, «заброшенного» в наличный социальный мир, о преодолении той неподлинности человеческого бытия, которая связана с этой захваченностью субъекта анонимными структурами социальности и повседневности.
Для этой новой версии философии самосознания характерен пафос свободы и ответственности, бунт против абсурдности, задача восстановления подлинности, целостности и самости. Но в отличие от классики, психоанализ, феноменологии и экзистенциализм вводят несоизмеримость бытия и сознания в саму модель сознания. Внутри сознания обнаруживается независимая от него реальность. Благодаря рефлексии сознание открывается себе не просто как содержание представлений, а как особое бытие. Онтология становится онтологией сознания.
Иную размерность «современности» мы находим у М. Хайдеггера. Направления, которые в контексте только что рассмотренной концепции современности имеют черты неклассичности, - экзистенциализм, феноменология - мылятся им как входящие в предшествующую мыслительную эпоху, обозначаемую им как «метафизика». Это эпоха «от Анаксимандра до Ницше», то есть почти что вся предшествующая философия. Только досократики, с точки зрения Хайдеггера, еще не встали на путь решительного забвения бытия. Метафизика расследует сущее как сущее и сущее в целом, но не обращается к бытию. Бытие не замечается метафизикой как тот свет, в котором, - но не который, она видит.
Ницше, один из главнейших представителей философии жизни рассматривается Хайдеггером как завершитель метафизики. Эта роль связана с провозглашенной Ницше смертью Бога и переоценкой всех ценностей. Для Хайдеггера это - событие в судьбе бытия, связанное с отменой сверхчувственного региона сущего, отменой трансцендентного. Отмена трансцендентного маскируется объявлением Бога, мира, культуры и т. п. - «ценностями», что является с точки зрения Хайдеггера, святотатством. «Ценности» маркируют подмену Бытия сущим как объектом воли к власти, которая устанавливает ценности и все мыслит как ценность. Уже в платоновской идее блага Хайдеггер видит «предварительный набросок ценностной идеи», которая получает все более субъективистскую форму в истории метафизики. Акт оценки, конституирующий ценность, и есть тот расчет, благодаря которому делается возможным ценностное соотнесение.
Такой взвешивающий подход к миру тяготеет к переоценке ценностей, переоценка ценностей становится непрерывным процессом. Такова эпоха нигилизма, забывающая Бытие ради планирующе-расчитывающего обеспечения результатов. Таким образом, Хайдеггер подверг критике установившееся в философии второй половины ХIХ и ХХ века идущее от неокантианства (В. Виндельбанд, Г. Риккерт) понимание культуры как ценностного бытия.
Определение культуры как мира ценностей - последний шаг в забвении бытия и утверждении нигилизма. Когда сверхъестественное упраздняется, оценивающий субъект становится на место Бога. Это означает, по мысли Хайдеггера, завершение метафизики в смысле переворачивания, а не преодоления, поскольку умерший Бог лишь возвеличивает субъекта. Для Хайдеггера ницшевский сверхчеловек есть не что иное, как субъект, разросшийся до бесконечности. Поскольку в процессе нигилизма власть сверхчувственного устранена, субъект избавляется от всяких внешних ограничений и приходит к абсолютному самовластию. Так бесславно, по мнению Хайдеггера, завершается метафизика.
Сам Хайдеггер ощущает себя прокладывающим путь к иной мысли, к «мысли, думающей об истине бытия» и преодолевающей метафизику. В отличие от метафизики, основным способом мышления которой является представление, поставление и овладение сущим в его целом, задача, по Хайдеггеру, состоит в том, чтобы дать слово самому бытию. Представляющая мысль метафизики не может достичь истины бытия, которая не есть что-то представимое, а является несокрытостью бытия. Существо этой непотаенности еще не высказано, от Анаксимандра до Ницше истина остается скрытой.
