Рассказ. А. Савельев: парламентеры не обедают
Из воспоминаний полковника А. П. Савельева. Литературная запись Им. Левина
Одна из самых блестящих операций в ходе Великой Отечественной войны — Корсунь-Шсвченковская. В крепко закупоренном двумя Украинскими фронтами «котле» выкипал боевой дух десятков тысяч фашистских вояк. Советское командование сделало попытку бескровным путем принудить противника сложить оружие. Для передачи ультиматума через линию фронта были направлены парламентеры: подполковник А. П. Савельев, военный переводчик — лейтенант А. В. Смирнов и трубач — рядовой А. Р. Кузнецов.
Руководитель группы парламентеров полковник в отставке Аркадий Прохорович Савельев вспоминает:
— Итак, все уточнено: ультиматум, подписанный командующими 1-м и 2-м Украинскими фронтами генералами армии Ватутиным, Коневым и уполномоченным Ставки маршалом Жуковым, у меня в планшете, парламентеры в начищенных сапогах собраны, место и час перехода линии фронта известны противнику (накануне, 7 февраля, подробная информация передавалась с помощью листовок и рупоров).
Остальное вроде бы пустяк: добраться от штаба нашей 27 й армии до места перехода у с. Хировка. Километров примерно двадцать пять. На машине даже по разбитым фронтовым дорогам час-полтора, да и пешим ходом не больше пяти часов: времени у нас, что называется, навалом. Только вдруг неожиданно к вечеру потеплело, дороги превратились в сплошное желе. Помните, как поется в песне: «И на Южном фронте оттепель опять». Так что ни на колесах, ни на своих двоих добраться было практически невозможно. Выручил старый безотказный друг — коняга.
И вот в нашем распоряжении транспорт в четыре лошадиные силы (с нами был еще офицер связи). Отправляемся на ночь глядя. Вдруг — ЧП. Под Кузнецовым, который вообще впервые в жизни оказался в роли джигита, падает, повредив ногу, лошадь. Решаем двигаться вчетвером на трех лошадях, по очереди спешиваясь. При этом каждый раз наш трубач, балагур Саша Кузнецов, приговаривает: главное, не ударить в грязь лицом и остальными частями тела — тоже! Но, как мы ни старались, выполнить веселое пожелание не удалось. Всю ночь мы форсировали полусушу-полуморе и лишь утром прибыли на передовую.
Посмотрели друг на друга и невесело рассмеялись: похожи на кого угодно, только не на парламентеров. Решили с согласия старшего начальства время перехода перенести. Пока отдыхали и чистились, природа тоже вроде пришла в себя. Откуда ни возьмись грянул морозец, вернул земной тверди ее законное состояние. В дна часа дня мы с развернутым белым флагом и под сигналы трубы: внимание, внимание!—двинулись через вспаханное ноле к расположению противника. Шли под музыку чуть ли не как на параде. Если, правда, не считать свиста пуль: трижды по нам стреляли так, что раз даже пришлось лечь.
— Видно, серчают немцы, что мы в гости к ним запаздываем,— пригибаясь, усмехался высоченный Кузнецов.
Когда до окопов оставалось метров пятьдесят, выскочили солдаты-эсэсовцы и завязали нам глаза... И вот мы уже в штабе стеблевского боевого участка, у полковника Фукке. Только здесь нам разрешили оглядеться. Вначале герр оберет пытался держаться высокомерно. На мое замечание, что другого разумного выхода из окружения, кроме как плен, нет, он ответил:
— Окружение — понятие тактическое, сегодня вы окружаете нас, а завтра мы вас.
— Нечто похожее,— отвечаю,— мы слышали от ваших генералов под Сталинградом.
Услышав слово «Сталинград», оберет как-то сжался и продолжил разговор уже не в мажорном, а в минорном ключе. Фукке сказал, что ответ будет дан завтра после консультации с командующим группировкой генералом Штеммерманом, а сейчас он предлагает господам русским офицерам с ним отобедать. В соседней комнате денщик уже накрывал на стол, и, судя по запахам, яства были вполне аппетитными.
Но сесть за один стол с фашистским офицером?! Первым импульсом было ответить резким: «Нет, никогда!» — повернуться и уйти. Но я сдержался: мы же тут не на ноле боя, а вроде как на дипломатической службе. Негоже, приглашая людей в плен, смотреть на них волком. Тогда я изобразил на лице достаточно правдоподобную улыбку и сказал через переводчика: мол, мерси, господин полковник, мы бы рады, но, во-первых, сыты по горло, только что отобедали, а во-вторых, нам приказано как можно скорей вернуться и доложить о результатах переговоров...
Понял или нет Фукке мой дипломатический маневр, не знаю, только он пожелал нам счастливого пути. Нам вновь завязали глаза — до нейтральной полосы. О радости встречи со своими говорить не буду: наши чувства поймет каждый. Уж тут-то мы пообедали всласть!
Хотя на следующий день, 9 февраля, Штеммерман отклонил наше предложение (как потом выяснилось, отказ вырвал у него командир танковой дивизии СС «Викинг» угрозой физической расправы. К тому же были получены приказ Гитлера держаться до последнего и его личное обещание вызволить из «котла»), текст ультиматума стал известен солдатам окруженной группировки благодаря нашим радиопередачам и десяткам тысяч листовок.
Он подорвал боевой дух гитлеровского воинства, еще и еще раз напомнив о трагической судьбе армии Паулюса под Сталинградом. За неделю «котел» был, как говорится, доварен. Около двадцати тысяч солдат и офицеров сдались в плен. За «дипломатическую миссию» командующий фронтом наградил всех нас троих боевыми орденами. Сейчас на месте нашего перехода линии фронта установлен памятный знак...
Эпизод, рассказанный ветераном, был в ходе войны не единичен. Там, где только представлялась возможность, советское командование проявляло высшую гуманность по отношению к врагу. Наши парламентеры, рискуя жизнью, шли в стан врага под Великими Луками, Сталинградом, Кенигсбергом, в Белоруссии, Будапеште, Берлине и других местах.
