Сочинение: Любовная лирика А. А. Фета

Тема любви является одной из составляющих теории «чис­того искусства», наиболее широко в русской литературе отра­женной в стихах А. А. Фета и Ф. И. Тютчева. Эта вечная тема нашла у этих поэтов иное преломление и зазвучала несколько по-новому. Салтыков-Щедрин писал, что теперь никто не отва­жится воспевать соловьев и розы. Но для творчества Фета тема любви явилась основополагающей.

Создание прекрасных стихов о любви объясняется не только особенностями дарования поэта. Здесь имеется и ре­альная биографическая подоплека. Источником вдохновения для поэта явилась любовь его молодости — дочь сербского по­мещика Мария Лазич. Любовь их была столь сильна и высо­ка, сколь и трагична. Лазич знала, что Фет никогда не женит­ся на ней, тем не менее, ее последними словами перед смер­тью было восклицание: «Виноват не он, а я!» Обстоятельства ее смерти так и не выяснены, но есть основания полагать, что это было самоубийство.

 

Сознание косвенной вины и тяжести утраты сопровождало Фета на протяжении всей его жизни, и результатом этого явилось «двоемирие», чем-то подобное двоемирию Жуковского. Современники отмечали холодность, расчетливость и даже некоторую жестокость Фета в повсед­невной жизни. Но какой контраст это составляет с другим миром поэта — миром его лирических переживаний, вопло­щенных в стихотворениях.
[sms]

Жуковский всю жизнь верил в соединение с Машей Прота­совой в другом мире, он жил этими мыслями. Фет также погру­жен в свой собственный мир, ведь только в нем возможно еди­нение с любимой. Фет ощущает себя и любимую (свое «второе я») нераздельно слитыми в другом бытии, реально продолжаю­щемся в мире поэзии: «И хоть жизнь без тебя суждено мне влачить, но мы вместе с тобой, нас нельзя разлучить». («Alter ego».) Поэт постоянно ощущает духовную близость со своей любимой. Об этом стихотворения «Ты отстрадала, я еще стра­даю...», «В тиши и мраке таинственной ночи...». Он дает люби­мой торжественное обещание: «Я пронесу твой свет через жизнь земную: он мой — и с ним двойное бытие» («Томитель­но-призывно и напрасно...»).

Поэт прямо говорит о «двойном бытии», о том, что его зем­ную жизнь поможет ему перенести лишь «бессмертие» его лю­бимой, что она жива в его душе. Действительно, для поэта об­раз любимой женщины на протяжении всей жизни являлся не только прекрасным и давно ушедшим идеалом другого мира, но и нравственным судьей его земной жизни.

В поэме «Сон», посвященной также Марии Лазич, эти моти­вы ощущаются особенно четко. Поэма автобиографична: в по­ручике Лосеве легко распознается сам Фет, а средневековый дом, где он остановился, также имеет свой прототип в Дерпте. Комическое описание «клуба чертей» сменяется неким морали-заторским аспектом: поручик колеблется в своем выборе, и ему вспоминается совсем иной образ — образ его давно умершей любимой. К ней он обращается за советом: «О, что б сказала ты, кого назвать при этих грешных помыслах не смею».

В критике отмечалось соответствие этих строк словам Вер­гилия к Данте о том, что «как язычник, он не может сопровож­дать его в рай, и в спутники ему дается Беатриче». Образ Ма­рии Лазич (а это, несомненно, она) для Фета является нравст­венным идеалом, вся жизнь поэта — это стремление к идеалу и надежда на воссоединение с любимой.

Но любовная лирика Фета наполнена не только чувством на­дежды и упования. Она глубоко трагична. Ведь чувство любви очень противоречиво и чаще всего несет не только счастье, но и муки. В стихах Фета часто встречаются такие сочетания, как «радость — страдание»: «блаженство страданий», «сладость тайных мук». Стихотворение «На заре ты ее не буди._» все на­полнено таким двояким смыслом. На первый взгляд, перед на­ми безмятежная картина утреннего сна девушки. Но уже вто­рое четверостишие сообщает какое-то напряжение и разрушает эту безмятежность: «И подушка ее горяча, и горяч утомитель­ный сон».

Появление «странных» эпитетов, таких, как «утомитель­ный сон», указывает уже не на безмятежность, а на какое-то болезненное состояние, близкое к бреду. Далее объясняется причина этого состояния, стихотворение доходит до кульминации: «Все бледней становилась она, сердце билось больней и больней». Напряжение нарастает, и вдруг последнее четве­ростишие совершенно меняет картину, оставляя читателя в недоумении: «Не буди ж ты ее, не буди, на заре она сладко так спит». Эти строки представляют контраст с серединой стихотворения и возвращают нас к гармонии первых строк, но уже на новом витке. Призыв «не буди ж ты ее» звучит уже как крик души.

Такой же порыв страсти чувствуется и в стихотворении «Сияла ночь, луной был полон сад...», посвященном Татьяне Берс. Напряжение подчеркивается рефреном: «Тебя любить, обнять и плакать над тобой». В этом стихотворении тихая кар­тина ночного сада сменяется и контрастирует с бурей в душе поэта: «Рояль был весь раскрыт и струны в нем дрожали, как и сердца у нас за песнею твоей».

«Томительная и скучная» жизнь противопоставлена «сердца жгучей муке», цель жизни сосредоточена в едином порыве ду­ши, пусть даже в нем она сгорает дотла. Для Фета любовь — костер, а поэзия — пламя. «Ужель ничто тебе в то время не шепнуло: там человек сгорел!» — восклицает Фет в стихотво­рении «Когда читала ты мучительные строки...». Похоже, что так же Фет мог сказать о собственных муках любовных пере­живаний. Но один раз «сгорев», то есть пережив настоящую любовь, Фет, тем не менее, не опустошен, он на всю свою жизнь сохранил в памяти свежесть этих чувств и образ любимой..

Как-то Фета спросили, как может он в его годы так по-юно­шески писать о любви. Он ответил: «По памяти». Литературо­вед Д. Благой говорит, что Фет отличается исключительно прочной поэтической памятью, и приводит в пример стихотво­рение «На качелях», толчком для написания которого явилось воспоминание 40-летней давности (стихотворение написано в 1890 году). Фет в письме к Полонскому вспоминал, как «сорок лет тому назад я качался на качелях с девушкой, стоя на доске, а платье ее трещало от ветра». Такая «звуковая деталь», как платье, которое «трещало от ветра», наиболее памятна для по­эта-музыканта. Вся поэзия Фета построена на звуках, перели­вах и звуковых образах.

И. С. Тургенев говорил о Фете, что ждет от поэта стихо­творения, последние строки которого надо будет передавать лишь безмолвным шевелением губ. Ярким примером может служить стихотворение «Шепот, робкое дыханье...», которое построено на одних существительных и прилагательных, без единого глагола:

Свет ночной, ночные тени,
Тени без конца,
Ряд волшебных изменений
Милого лица.
В дымных тучках пурпур розы,
Отблеск янтаря,
И лобзания, и слезы, и заря, заря!..

Лишь запятые и восклицательный знак также передают ве­ликолепие и напряжение момента, но передают с реалистичес­кой конкретностью. Это стихотворение создает точный образ, который при близком рассмотрении являет хаос, «ряд волшеб­ных», неуловимых для человеческого глаза «изменений», а в от­далении — точную картину.

Фет, как импрессионист, основывает свою поэзию, в частно­сти описание любовных переживаний и воспоминаний, на непо­средственной фиксации своих субъективных наблюдений и впечатлений. Сгущение, но не смешение красочных мазков, как на картинах Моне, придает описанию любовных пережива­ний кульминационность и предельную четкость образу люби­мой. Какова же она? Еще А. Григорьев отметил у Фета страсть к волосам, имея в виду рассказ «Кактус». Эта страсть не раз проявляется в фетовских стихах: «люблю на локон твой засма­триваться длинный», «кудрей руно златое», «тяжким узлом на­бежавшие косы», «прядь пушистая волос» и «косы лентой с обеих сторон». Хотя эти описания и носят несколько общий характер, тем не менее, возникает довольно четкий образ пре­красной девушки.

Несколько иначе Фет описывает ее глаза. То это «лучистый ззор», то «недвижные очи, безумные очи» (аналогично стихо­творению Ф. Тютчева «Я очи знал, о эти очи...»). «Твой взор от­крытый и бесстрашный», — пишет Фет, и в этом же стихотво­рении он говорит о «тонких линиях идеала». Возлюбленная для Фета — нравственный судия и идеал. Она имеет большую власть над поэтом на протяжении всей его жизни, хотя уже в 1850 году, вскоре после смерти Лазич, Фет пишет, что идеаль­ный мир для него разрушен давно.

Влияние любимой женщины на поэта ощутимо и в стихотво­рении «Долго снились мне вопли рыданий твоих...». Поэт назы­вает себя «несчастным палачом», он остро чувствует свою вину за гибель любимой, и наказанием за это явились «две капельки слез» и «холодная дрожь», которые он в «бессонные ночи навек перенес». Это стихотворение окрашено в тютчевские тона, вби­рает в себя и тютчевский драматизм.

Биографии этих двух поэтов во многом сходны — оба пере­жили смерть любимой женщины, и безмерная тоска по утерян­ному давала пищу для создания прекрасных любовных стихо­творений. В случае с Фетом этот факт кажется наиболее стран­ным — как можно сначала «губить» девушку, а затем всю жизнь писать о ней возвышенные стихи? Видимо, потеря про­извела на Фета столь глубокое впечатление, что поэт пережил некий катарсис, и результатом этого страдания явился гений Фета — он был допущен в высокую сферу поэзии, все его опи­сание любовных переживаний и ощущение трагизма любви так сильно действуют на читателя потому, что Фет сам пережил их, а его творческий гений облек эти переживания в стихотвор­ную форму. Только могущество поэзии смогло передать их, следуя тютчевскому «мысль изреченная есть ложь». Фет сам неоднократно говорит о могуществе поэзии: «Как богат я в бе­зумных стихах».

Любовная лирика Фета дает возможность понять его обще­философские, а соответственно и эстетические взгляды; это ка­сается и решения им вопроса об отношении искусства и дейст­вительности. Любовь, как и поэзия, по Фету, относится к друго­му, потустороннему миру, который дорог и близок автору. В своих стихах о любви Фет «не как воинствующий проповед­ник чистого искусства в противовес шестидесятникам создавал свой собственный и самоценный мир» (по словам Д. Благого). Мир этот наполнен истинными переживаниями, духовными стремлениями и глубоким чувством надежды, отраженными в любовной лирике поэта.[/sms]