Несомненно, А. А. Фет является одним из самых замечательных русских поэтов-пейзажистов. В его стихах во всей своей красоте предстает русская весна, с цветущими деревьями, первыми цветами, с журавлями, кричащими в степи. По-видимому, образ журавлей, так любимый многими русскими поэтами, впервые обозначил Фет. В его поэзии природа изображена детально. В этом плане он является безусловным новатором. В стихах Фета мы встречаем не только традиционные образы птиц, окруженные привычным поэтическим ореолом, таких, как соловей, лебедь, жаворонок, орел, но и таких, казалось бы, простых и непоэтичных, как сыч, лунь, чибис, стриж:
И слышу я в изложине росистой
Вполголоса скрипят коростели.
Автор различает птиц по голосу и более того — знает их повадки и места обитания. Это, конечно, следствие не только хорошего знания природы, но и любви поэта к ней. Создатель стихов о природе должен обладать незаурядным вкусом, потому что в противном случае он рискует впасть в подражание народной поэзии, которая изобилует подобными образами.
Как важную грань таланта Фета-пейзажиста нельзя не отметить несомненно свойственный его творчеству импрессионизм. Поэт не чурается внешнего мира, он зорко вглядывается в него, изображая таким, каким он представляется его мгновенному взгляду. Импрессиониста интересует не предмет, а впечатление:
Лишь ты одна скользишь стезей лазурной;
Недвижно все окрест...
Да сыплет ночь своей бездонной урной
К нам мириады звезд.
[sms]
Читателю становится ясно, что картина внешнего мира представлена здесь в том виде, какой ему придало настроение поэта. При всей конкретности описания деталей природа все равно как бы растворяется у Фета в его лирическом чувстве. Природа у поэта «очеловечена», как ни у одного из его предшественников. Цветы у него улыбаются, звезды молятся, пруд грезит, березы ждут, ива «дружна с мучительными снами». Интересен момент «отклика» природы на чувство поэта: ...в воздухе за песнью соловьиной Разносится тревога и любовь.
Об этом двустишии Лев Толстой писал: «И откуда у этого добродушного толстого офицера берется такая непонятная лирическая дерзость, свойство великих поэтов?»
Фет проявил себя великим поэтом и в любовной лирике. Можно сказать, что он всегда выбирал темой для своих стихов только красоту — как в природе, так и в человеке. Сам поэт был уверен в том, что «без чувства красоты жизнь сводится к кормлению гончих в душно-зловонной псарне». Красота его ритмов и пейзажей всегда будет радовать благодарных читателей.
Любовь — вечная тема поэзии. Но в творчестве Фета она зазвучала по-новому. Салтыков-Щедрин в 1870-е годы писал, что теперь никто не отважится уже воспевать соловьев и розы. Для Фета традиционные темы, напротив, стали основополагающими.
Создание прекрасных стихов о любви объясняется не только особенностями дарования поэта, но имеет и реальную биографическую подоплеку. Источником вдохновения для поэта явилась любовь его молодости — дочь сербского помещика Мария Лазич. Любовь их была столь же сильна и высока, сколь и трагична. Лазич знала, что Фет никогда не женится на ней, тем не менее ее последними словами перед смертью были: «Виноват не он, а я!» Обстоятельства ее смерти так и не выяснены, однако есть основания полагать, что это было самоубийство. Сознание косвенной вины и тяжесть утраты тяготили Фета на протяжении всей его жизни. Современники отмечали холодность, расчетливость и даже некоторую жестокость Фета в повседневной жизни. Но какой контраст это составляет с другим миром Фета — миром его лирических переживаний, воплощенных в его стихотворениях!
Фет ощущает себя и любимую (свое «второе Я») нераздельно слитыми в другом бытии, реально продолжающемся в мире поэзии: «И хоть жизнь без тебя суждено мне влачить, но мы вместе с тобой, нас нельзя разлучить» («Alter ego»). Поэт постоянно ощущает духовную близость со своей любимой. Об этом стихотворения «Ты отстрадала, я еще страдаю...», «В тиши и мраке таинственной ночи...». Он дает любимой торжественное обещание: «Я пронесу твой свет через жизнь земную: он мой — и с ним двойное бытие» («Томительно-призывно и напрасно...»).
Поэт прямо говорит о «двойном бытии», о том, что его земную жизнь поможет ему перенести лишь бессмертие его любимой, ее жизнь в его душе. Действительно, для поэта образ любимой женщины всегда являлся не только прекрасным и давно ушедшим идеалом другого мира, но и нравственным судьей его земной жизни.
В поэме «Сон», также посвященной Марии Лазич, это особенно ощутимо. Поэма имеет автобиографическую основу: в поручике Лосеве легко распознается сам Фет, а средневековый дом, где он остановился, также имеет свой прототип в Дерпте. Комическое описание «клуба чертей» сменяется неким морализаторством: поручик колеблется в своем выборе, и ему вспоминается совсем иной образ — образ его давно умершей любимой. К ней он обращается за советом: «О, что б сказала ты, кого назвать при этих грешных помыслах не смею».
Но любовная лирика Фета наполнена не только чувством надежды и упования. Она также глубоко трагична. Ведь чувство любви очень противоречиво, и чаще всего оно несет не только счастье, но и муки. В стихах Фета часто встречаются такие сочетания, как «радость — страдание»: «блаженство страданий», «сладость тайных мук». Стихотворение «На заре ты ее не буди...» все наполнено таким двояким смыслом. На первый взгляд перед нами безмятежная картина утреннего сна девушки. Но уже второе четверостишие сообщает какое-то напряжение и разрушает эту безмятежность: «И подушка ее горяча, и горяч утомительный сон».
Появление «странных» эпитетов, таких, как «утомительный» к слову «сон», указывает уже не на безмятежность, а на какое-то болезненное состояние, близкое к безумию. Далее объясняется причина этого состояния, стихотворение доходит до кульминации: «Все бледней становилась она, сердце билось больней и больней». Напряжение нарастает, и вдруг последнее четверостишие совершенно меняет картину, оставляя читателя в недоумении: «Не буди ж ты ее, не буди, на заре она сладко так спит». Эти строки представляют контраст с серединой стихотворения и возвращают нас к гармонии первых строк, но уже на новом витке.
Такой же порыв страсти чувствуется и в стихотворении «Сияла ночь, луной был полон сад...», посвященном Татьяне Берс. Напряжение подчеркивается рефреном: «Тебя любить, обнять и плакать над тобой». В этом стихотворении тихая картина ночного сада контрастирует с бурей в душе поэта: «Рояль был весь раскрыт и струны в нем дрожали, как и сердца у нас за песнею твоей».
«Томительная и скучная» жизнь противопоставлена «сердца жгучей муке», цель жизни сосредоточена в едином порыве души, пусть даже в нем она сгорает дотла. Для Фета любовь — костер, как и поэзия — пламя, душевный огонь. «Ужель ничто тебе в то время не шепнуло: там человек сгорел!» — восклицает Фет в стихотворении «Когда читала ты мучительные строки...». Так же Фет мог сказать о муке любовных переживаний. Но один раз «сгорев», то есть пережив настоящую любовь, Фет тем не менее не опустошен, и всю свою жизнь он сохранил в памяти свежесть этих чувств и образ любимой.
Как-то Фета спросили, как может он в его годы так по-юношески писать о любви? Он ответил: «По памяти». Благой говорит, что «Фет отличается исключительно прочной поэтической памятью», и приводит в пример стихотворение «На качелях», толчком для написания которого явилось воспоминание 40-летней давности (стихотворение написано в 1890 году). «Сорок лет тому назад я качался на качелях с девушкой, стоя на доске, а платье ее трещало от ветра», — пишет Фет в письме к Полонскому. Такая «звуковая деталь», как платье, которое «трещало от ветра», наиболее памятна для поэта-музыканта. Вся поэзия Фета построена на звуках и звуковых образах.
Тургенев говорил о Фете, что ждет от него стихотворения, последние строки которого надо будет передавать лишь безмолвным шевелением губ. Ярким примером может служить стихотворение «Шепот, робкое дыханье...», которое построено на одних существительных и прилагательных, без единого глагола.
Свет ночной, ночные тени,
Тени без конца,
Ряд волшебных изменений
Милого лица,
В дымных тучках пурпур розы,
Отблеск янтаря,
И лобзания, и слезы,
И заря, заря!..
Запятые и восклицательный знак также передают великолепие и напряжение момента с реалистической конкретностью. Это стихотворение создает точный образ, который при близком рассмотрении дает «ряд волшебных», неуловимых для человеческого глаза «изменений», а в отдалении — точную картину.
Фет, как импрессионист, основывает свою любовную поэзию на непосредственной фиксации своих субъективных наблюдений и впечатлений. Сгущение, но не смешение красочных мазков, как на картинах Моне, придает описанию любовных переживаний необычайное напряжение и предельную четкость образу любимой. Какова же она?
Создавая образ героини, поэт подчеркивает отдельные детали. «Я знаю твою страсть к волосам», — говорил Григорьев Фету о его рассказе «Кактус». Эта страсть не раз проявляется в фетовских стихах: «люблю на локон твой засматриваться длинный», «кудрей руно златое», «тяжким узлом набежавшие косы», «прядь пушистая волос» и «косы лентой с обеих сторон». Хотя эти описания и носят несколько общий характер, тем не менее создается довольно четкий образ прекрасной девушки.
Чуть иначе Фет описывает ее глаза. То это «лучистый взор», то «недвижные очи, безумные очи» (аналогично стихотворению Тютчева «Я очи знал, о эти очи»). «Твой взор открытый и бесстрашный», — пишет Фет, и в этом же стихотворении он говорит о «тонких линиях идеала». Возлюбленная для Фета — нравственный судия и идеал. Она имеет большую власть над поэтом на протяжении всей его жизни, хотя уже в 1850 году, вскоре после смерти Лазич, Фет пишет: «Идеальный мир мой разрушен давно».
В стихотворении «Долго снились мне вопли рыданий твоих...» поэт называет себя «несчастным палачом», он остро чувствует свою вину за гибель любимой, и наказанием за это явились «две капельки слез» и «холодная дрожь», которые он в «бессонные ночи навек перенес». Это стихотворение окрашено в тютчевские тона и вбирает в себя и тютчевский драматизм.
По-видимому, потеря любимой произвела на Фета столь глубокое впечатление, что поэт пережил некий катарсис, и результатом этого страдания явился гений Фета — он был допущен в высокую сферу поэзии; описания переживаний и ощущение трагизма любви так сильно действуют на читателя потому, что Фет сам пережил их, а его творческий гений облек эти переживания в стихотворную форму. Только могущество поэзии смогло передать их, Фет сам неоднократно говорит о могуществе поэзии: «Как богат я в безумных стихах».
Любовная лирика Фета дает возможность глубже проникнуть в его общефилософские, а следовательно, и в эстетические взгляды, в особенности решения им коренного вопроса об отношении искусства и действительности. Любовь, так же как и поэзия, по Фету, относится к другому, потустороннему миру, который дорог и близок этому автору. В своих стихах о любви Фет выступал не как воинствующий проповедник «чистого искусства» в противовес шестидесятникам, а создавал свой собственный и самоценный мир. И мир этот наполнен истинными переживаниями, духовными стремлениями поэта и глубоким чувством надежды.[/sms]