Кондратьев. Военный рассказ. Дорога в Бородухино (часть 7)
Кондратьев. Военный рассказ
Она сидела, вытянув ноги, прислонившись к стене, уставившись невидящим взглядом в угол избы, а в голове билась толчками, причиняя нестерпимую боль, одна мысль - опоздала, опоздала... И все напрасно... Напрасна эта дорога в Бородухино. Не увидела. Им чет не сказала...
В избу без стука зашла закутанная в платок девушка и, остановившись, молча уставилась на Веру Глебовну большими, широко раскрытым» глазами.
- Вот приехала, кивнула на гостью хозяйка.
- Мне сказали - кто-то городской в ваш дом зашел. Вот и прибежала, девушка продолжала смотреть на Веру Глебовну внимательно и смущенно. В руках у нее тихо покачивался какой-то узелок.
- Присаживайся, в ногах правды нет,- предложила хозяйка.
- Да, сейчас, девушка ваяла стул, поставила его около Веры Глебовны и села напротив нее.- Вера Глебовна... Я Таня. Андрей наказал мне покормить вас и... вообще... поговорить с вами... И поцеловать за него, она нагнулась, прижалась губами к лицу Веры Глебовны и разрыдалась.
И Вера Глебовна, поняв, что эти девичьи губы, наверное, целовал Андрей пород уходом, и Таня передает ей поцелуй сына, тоже не выдержала и, обняв девушку, крепко прижимая ее к себе, залилась слезами.
- Вот так оно лучше - поплакать-то...- сказала хозяйка и вышла.
- Спасибо вам, Таня, - прошептала Вера Глебовна после того, как они обе выплакались.
- Я знаю, у него есть девушка в Москве. Ну и пусть...
- По-моему, никого у него нет, Таня.
- Нет, есть. Он говорил... Ну и пусть его. А я все равно буду ждать. Еще неизвестно - кто будет лучше ждать? Верно?
- Верно,- ответила Вера Глебовна.
- Вы знаете, мы уже пять раз прощались. Их вот так по тревоге поднимали и уводили. А потом они возвращались. Я и сейчас думаю - а вдруг воротятся?
- Неужели на это можно надеяться?
-Нe знаю. А вдруг? - Таня как-то беспомощно пожала плечами.
- Я очень рада, Таня, что вы были с Андреем перед тем страшным, что его ждет. И что он был не один.
- Рады, правда? А я думала... Мы на лыжах вместе вас встречать ходили. И даже вечером только по этой дороге гуляли. Он очень вас ждал. Очень,- она встала, развязала свой узелок.- Тут картошка горячая. Давайте, пока не остыла, поешьте.
- Не знаю, смогу ли...
- Обязательно надо поесть. Тетя Ксюша! Можно я печку подтоплю, кипяточку согрею? - крикнула Таня.
- Конечно, можно,- вошла хозяйка.- Пойди на дворе дровишки мелкие подсобери.
Таня выбежала, а хозяйка подсела к Вере Глебовне:
- С Танюшей-то нашей при немцах чуть беда не вышла. Приглянулась одному супостату, покоя не давал. Так мы ее всей деревней прятали. То в одном доме ночевала, то в другом. А перед уходом ихним в лесу пряталась. Целых два дня и две ночи скрывалась. Тот немец все грозился с собой ее увезти, в Германию их чертову... А ваш сынок ей сразу понравился. Зашла ко мне ненароком, увидела его и зачастила... Ну ничего, конечно, промеж их не было. Танюша - девушка с понятиями, десятилетку окончила. Не какая-нибудь. Уж и ревела она вчерась ночью, уж убивалась. Ее мать все уговаривала - чего ты, дурочка, он же московский, если и живой вернется, не к тебе подастся, а к своим, городским.
- Главное - вернуться,-вздохнула Вера Глебовна.
- Это оно так. Далеко еще загадывать-то... Ох, как далеко. Войне пока ни конца ни края не видать.
Пришла с охапкой дров Таня и стала растапливать печь.
- Таня, - начала Вера Глебовна неуверенно о том, что тревожило и беспокоило.- Как, по-вашему, очень подавленный он уходил?
- Нет, не очень по-моему. Только жалел, что вас не повидал. Говорил - мне так много надо сказать маме.
- Мне тоже многое надо было ему сказать. Ну а какой был все это время?
- Веселый...
- Веселый? - переспросила Вера Глебовна.
Да. С мальчишками нашими ходил ящики с патронами разыскивать. Ну а потом сделал мишени из газет, нарисовал на них фрицев, и стреляли всем взводом по ним. Я говорю, только
переживал, что вы приедете, столько сил затратите и вдруг зазря.
-Нет, Танюша, пожалуй, не зря я приехала... Я узнала, что вы скрасили ему эти последние дни перед фронтом. Я получила переданный вами его поцелуй. Нет, не зря... Только вот не знаю - как буду выбираться отсюда?
- Я провожу вас до города. Посажу на поезд. Уезжают же. Вот дочка тети Ксюши добралась до Москвы. Об этом не беспокойтесь.
Вера Глебовна стала развязывать свой вещевой мешок.
- Я привезла кое-что для Андрея... Вот бутылка вина, консервы. Теперь можно все это...
- Нет, не надо,-неожиданно резко перебила Таня.-Не надо, Вера Глебовна, а вдруг?
- Вы вериге, что он возвратится?
- А вдруг? с упрямой ноткой повторила Таня.
Вера Глебовна вес же вытащила хлеб, батушинское печенье и плитку шоколада. Вскоре закипел чайник. Заварки, конечно, не было, и пили кипяток с шоколадом. На каждую кружку - квадратную дольку. И говорили... Тетя Ксюша о немцах, которые бесчинствовали в деревне, Вера Глебовна о Москве, о бомбежках, а Таня рассказывала, как они с Андреем на току собирали зерно, варили и потом провертывали в мясорубке, как не хватало бойцам казенного питания - не поставили почему-то их часть сразу на довольствие...
А зимний день потихоньку уходил, и все синее и синее становилось за окнами, в избе потемнели углы, и они почти уже не видели друг друга, но Вера Глебовна ощущала около себя округлое девичье плечико, и почему-то не было в Душе пи мрака, ни отчаяния, а только какая-то тихая торжественная грусть.
Вот так и сидели эти три женщины, вроде бы посторонние друг другу, но одинаково больно ударенные войной под самое сердце (у тети Ксюши и сын, и муж на фронте и вестей не подают). И чувствовали они себя родными, близкими, словно прожили бок о бок долгие годы.
- Почему вы не пригласили свою мать, Таня? - спросила Вера Глебовна. Та смутилась.
- Не пойдет она.
- Почему?
- Ну, не знаю. Стесняется, верно.
Но тут прервал их глухой гул. То дальним рокотом прогремела в тиши деревенского вечера артиллерийская канонада.
Замолкли они, притихли, прислушиваясь, а за окнами еще и еще грозно прокатывались отдаленным громом орудийные залпы.
- Неужели фронт так близко? - сдавленно спросила Вера Глебовна.
- Верст сорок будет... Где ближе, где дальше,- ответила тетя Ксюша.
- Он виден даже,- сказала Таня.- Выйдемте во двор - 569 увидите.
Вера Глебовна накинула шубу и вышла вместе с Таней.
- Чуть дальше надо пройти. Вон, видите?
И Вера Глебовна увидела... Увидела клочкастое в серо-синих тучах небо, а на западе кровавой, зловещей полоской горящий горизонт. Но то был не закат... То давал о себе знать грохочущий, задымленный, истекающий кровью фронт.
И провалилась куда-то земля под ногами Веры Глебовны, защемило и захолодило сердце, и ухватилась она за Танино плечо, чтоб устоять.
А на горизонте взметнулась яркая вспышка, и не сразу, а промедли немного, раскатился глухой гул и катился с перекатами долго, пока не заглох.
- «Катюши», - прошептала Таня.
Веру Глебовну забил озноб, но не в силах была она оторвать взгляд от этого полыхающего неба, от этого рдяного зарева, к которому сейчас по темной, ночной дороге неотвратимо приближается Андрей...
Когда шли обратно к дому, она спросила Таню:
- Андрей говорил что-нибудь об отце?
- Нет. А что?
- Так... ничего...
В избе света не было. Только лампадка в углу мерцала крошечным огоньком, освещая лик богоматери, склонившейся над младенцем.
Присели они опять за стол, но не шел разговор уже... Примолкли. Ушла в себя Вера Глебовна - маячило перед глазами нахмуренное небо с кровенеющим горизонтом. А за окнами все похрипывал и похрипывал глухо катящийся на запад фронт.
- Я пойду,- встала из-за стола Таня.- Отдыхайте, Вера Глебовна. Утром загляну... Я ведь тоже в Москву собираюсь, нет, не завтра, а вообще. Хочу на заводе работать, который снаряды делает или еще какое оружие. Тогда заходить к вам буду...
Вера Глебовна ничего не ответила, только привлекла Таню к себе и поцеловала.
Тетя Ксюша уступила Вере Глебовне свою постель, а сама полезла на печь.
