П. Павленко: моряки в горах
Из песни
Когда будет написана история героической стойкости Ленинграда, Одессы, Севастополя и Сталинграда, - мир узнает о беспримерной отваге балтийских, черноморских и волжских моряков. Узнает, как они сражались на кораблях, в воздухе, на земле, как были артиллеристами, разведчиками, кавалеристами, саперами, как дрались они, подобно легендарным богатырям, - без оглядки назад и без страховки, а всегда на «полный газ», на «всю железку», каждый раз так, как будто это было их последним сражением.
Но история подвигов моряков в дни Отечественной войны будет неполной, если мы не вспомним моряков под Москвой, моряков в десантах на Феодосию, Керчь, моряков на Кубани летом 1942 года, моряков в горах - лесной войне на защите Чер-номорья и па подступах к Туапсе и, наконец, моряков-десантников Куникова.
...Январской ночью в предгорьях Дур-Дура, за Тереком, встретил я конного моряка. Он пел песню, в припеве которой часто повторялась одна и та же строка: «Моряк в горах проложил путь». И точно. В тех местах впервые видели моряка, да еще верхом на копе, и моряк этот действительно прокладывал путь в горах, отбрасывая немцев на запад.
У переправы, возле взорванного моста, он слез с коня размять ноги, а вновь садясь в седло, сказал весело:
- Кто куда, а я на свой мостик! - и взгромоздился на лошадь, как командир, в руке которого не жалкий повод, а штурвал по крайней мере торпедного катера.
На переправе все засмеялись шутке моряка.
- И всюду ведь первые, мать моя женщина... Скажет же - я на мостик,- с завистью к веселости, остроумию и дерзости моряков произнес сапер, тоже солдат не из последних, и ценит себя, но вот до моряка далеко, и невольно завидует тому, чем не владеет сам: умению всюду быть дома, как бы среди своих, тому умению, которое формирует морской характер и оттачивает великолепное, тонкое чувство корабля.
Корабль - это семья, и подразделение, и площадка боя, и «поле» сражения. На корабле сражаются, не сходя, так сказать, с койки. Даже раненые не покидают судна до окончания боя и вместе со здоровыми продолжают оставаться в опасности. Это роднит людей.
Поэтому, когда моряк сходит с корабля, он - куда бы его ни занесла обстановка - забирает с собой и все корабельные навыки, и даже судовой распорядок, морскими словами называет он и многое в своем новом быту.
Выроет себе блиндаж - и это у него «салон», выроет второй- это «кубрик», выроет третий - это уже «камбуз», то есть, попросту говоря,- кухня, обыкновенный же сухопутный нужник обязательно с уважением назовет «гальюном».
Чувство корабля никогда не покидает моряка, и поэтому он как бы всюду среди своих. И если сражается в горах, горы - его корабли. Если дерется в поле, поле - его корабль. И с этим кораблем он - одно.
