Последние новости
19 июн 2021, 22:57
Представитель политического блока экс-президента Армении Сержа Саргсяна "Честь имею" Сос...
Поиск

11 фев 2021, 10:23
Выпуск информационной программы Белокалитвинская Панорама от 11 февраля 2021 года...
09 фев 2021, 10:18
Выпуск информационной программы Белокалитвинская Панорама от 9 февраля 2021 года...
04 фев 2021, 10:11
Выпуск информационной программы Белокалитвинская Панорама от 4 февраля 2021 года...
02 фев 2021, 10:04
Выпуск информационной программы Белокалитвинская Панорама от 2 февраля 2021 года...
Главная » Библиотека » Сочинения » Русская литература 19 века » Сочинение"Автор и его герои в одном из произведений русской литературы (Н.С. Лесков. «Соборяне»)"

Сочинение"Автор и его герои в одном из произведений русской литературы (Н.С. Лесков. «Соборяне»)"

Сочинение"Автор и его герои в одном из произведений русской литературы (Н.С. Лесков. «Соборяне»)"«...Я ощущаю порой нечто на меня сходящее, когда любимый дар мой ищет действия; мною тогда овладевает некое, позволю себе сказать, священное беспокойство; душа трепещет и горит, и слово падает из уст, как уголь горящий» — так пишет о своем любимом герое Савелии Туберозове Н.С. Лесков.
 
[sms]Мне кажется, что эти пре­красные слова о духовной наполненности и просветленности в акте творчества имеют прямое отношение к самому писателю, вложивше­му душу в роман «Соборяне» о скромном провинциальном духовен­стве и бурном времени 60—70-х годов — времени нигилистов, спо­ров «отцов» и «детей», яростных конфликтов, но все-таки победы вечного над преходящим. «Трепещущая и горящая» душа Лескова с его романами о нигилистах и праведниках, душа смятенная и алчу­щая правды, подарила нам, читателям XX века, по словам Горького, «священное писание о русской земле». Его назвали «еретиком» и революционно-демократические круги, потому что писатель не при­нял революционной нови, и церковная элита, так как он шел своим путем к Богу, входя в конфликты с официальной церковью. Но когда читаешь страницу за страницей лесковского собрания сочинений и чувствуешь всем нутром гениальность творца в умении охватить всю сложность не сегодняшнего, а вечного бытия человечества, а глав­ное, рассказать о нем неповторимым языком, веришь, что книги его боговдохновенны и даже промыслительны. «По-видимому, дальше нам идти некуда!» — горько сетовал один из критиков романа Лес­кова «Некуда». Но сам Лесков так безнадежно не считал, и тому доказательство — герои его поздних произведений: и Голован, и Иван Саверьянович, и старообрядцы в «Запечатленном ангеле». Путь праведничества для каждого и всех с евангельской проповедью люб­ви и добрых дел — вот позитивная программа любимых героев Лес­кова и его самого, прошедшего мучительные духовные искания.
 
В теме нашего сочинения сближены автор и его герои не случай­но и не потому, что герои — дети писательской фантазии. В экспо­зиции романа Лесков находит такие слова для представления Саве­лия Туберозова, Захария Бенефактова и Ахиллы — священнослужи­телей собора в Старгороде, что мы чувствуем очарованность и лю­бование ими.
 
Отец Туберозов «высок ростом», «бодр», «подвижен», «голова его отлично красива», кудри белы, как у Фидиева Зевса, глаза «боль­шие, смелые и ясные», и в них «и блеск радостного восторга, и туманы скорби, и слезы умиления; в них же сверкал порою и огонь негодования, и они бросали искры гнева — гнева не суетного, не сварливого, не мелкого, а гнева большого человека». Последнее замечание особенно важно: нам будет представлен Большой чело­век — по своим чувствам, поступкам, целям, человек — мыслитель и богатырь духа.
 
В Захарии Бенефактове отмечены иные столь ж дорогие Лескову свойства: кротость и смирение не от безликости, а от богатства лич­ности, при немощности и слабости его физического тела.
 
Третий любимец Лескова — могучий дьякон Ахилла Десницын (странное имя, но вдумаемся: древнегреческий эпос на русской по­чве? Почему бы и нет? А фамилия? Библейская ассоциация неиз­бежна: «одесную», «десница». Не ему ли предстоит ведущая роль в художественном конфликте романа?). «Уязвленная», увлекающаяся натура, смешливый, добрый, «слагающийся богатырь», в юности Ахилла Десницын был особенно любим в Старом Городе.
 
Описывает ли Лесков запачканные лапки отца Захария, или «ве­селенький домик» Савелия Туберозова, или «трубный голос с кли­роса Ахиллы», он неизменно любуется этими людьми из «старой сказки», т.е. жизни, которая складывалась на Руси веками, устоя­лась и в которой устоял человек с его несуетностью, совестливос­тью, детской открытостью и некоторой наивностью, натуральностью, священным отношением к тому делу, к которому приставлен. Идил-личность отношений трех друзей не вызывает сомнения даже тогда, когда произошла некоторая размолвка из-за одинаковых тростей, пожалованных о. Савелию и о. Захарию предводителем дворянства.
 
Для Лескова ценна в герое его живая душа: разрешается героям маленькая хитрость, любопытство, ревность, слезы на глазах, гнев, несмотря на то что они пастыри. Не терпит Лесков лишь фарисей­ства, лжи, поверхностности суждений и поступков, безыдейности личности, а эти простые, неискушенные герои, не привязанные к материальным благам, не считающие, что судьба им что-то недода­ла, ютящиеся в небольших домишках и считающие копейки, живут не хлебом единым, а идеей, о которой, возможно, и сами-то, в силу скромности, не смогли бы поведать. А вот Лесков все о них знает! Знает и ненавязчиво, с огромной теплотой посвящает читателя в со­кровенные тайны души.
 
Протопоп Савелий Туберозов, как мальчишка, влюблен в свою бесценную жену Наташу с ее дерзкими детскими шалостями и лю­бовной игрой (привязала нитку к носовому платку и дергает, чтоб платочек ускользнул из рук мужа), крушит качели, чтоб она не упала с них, будучи беременной; произносит горячую проповедь не по ус­таву в церкви о старике Пизонском, усыновившем подкидыша; по­трясен до глубины души, когда ему, бедному попу, Марфа Андреев­на Плодомасова, дворянка старого покроя, дарит деньги на домик и одежду для церковных служб. Но по-настоящему «большим» и даже великим (не в казенном понимании этого слова) его делают «Запис­ки», «Демикотоновая книга», начатая по рукоположении в священ­ники. Ночами старческими устами он шепчет, читая свою исповедь и одновременно дневник прожитого. И встает перед нами человек с мятущейся совестью, который все видит: и бедность провинциально­го священничества, и формализм губернских архиереев, и амбици­озность губернатора, и притеснения староверов (при разрушении Деевской часовни он видел, как рвали кресты, как горестно плакали над руинами прихожане)...
 
«Не знаю, что о себе думать, к чему я рожден и на что призван?» — вопрошает себя Туберозов, прочитавший немало книг о духовенстве и восставший против «округлости», «завершенности» литературного типа священника. И он, русский иерей, не просто отправляет службы и требы в храме, он душу вкладывает в дело. О себе он скажет: «Привык я весьма постоянно действовать, но ныне без дела тоскую и до такой глупости, что даже секретно от жены часто плачу». (Это после того, как был назначен благочинным, а за свою «Записку о положении православного духовенства», критическую в адрес епис­копата, едва не лишен сана.) Он боится мещанского благополучия, боится из борца за правду превратиться в обывателя. Его записи в дневнике поражают широтой кругозора, государственным умом, тре­петностью ко всему, чем живет Россия. Попадает в дневник и сюжет о местных нигилистах: учителе Препотенском и госпоже Бизюкиной, которым объявил войну смелый и прямодушный Ахилла.
 
Что же в действиях молодого учителя могло вызвать гнев Ахил­лы и Туберозова? Варнава Препотенский говорил детям, что и души у человека нет, и Бога нет. Туберозов спрашивает: «Откуда это взя­лась у нас такая ожесточенная вражда и ненависть к вере?» Жажда свободы у молодежи? Может быть, дикий, разрушительный ванда­лизм, надругательство над святынями она понимает как свободу! Варнава выловил утопленника в реке, сварил его и сделал из скелета пособие для уроков. Бедная мать умоляла отдать покойника, чтобы отпеть и схоронить в земле. С юмором написаны страницы о том, как могучий Ахилла и мелкопакостный, ничтожный Варнава состязались в ловкости и крали друг у друга кости погибшего. Но это не просто бытовое недоразумение. Это идеологическая ошибка. За дьяконом стоит уважение к традиции, святое отношение к погребению. «Мно­гоученый Препотенский, восставший против «шпионов» (и мать, и Туберозов, и Ахилла), развязная эмансипе Бизюкина, их приятель Термосесов предстают в сатирической зарисовке революционной Руси-тройки: один сравнивается с диким степным иноходцем, у другого гордо закинута назад «головенка», «один пляшет, другой скачет, третий песенки поет». Всепобеждающая и зловещая, разбойная, ухар­ская, развращенная идеями коммун, вседозволенности сила ворва­лась и в тихую провинциальную жизнь. У Евгения Базарова, ровес­ника Препотенского, хоть программа есть! А здесь — пустота, ижди­венчество, попрание святынь. Неудивительно, что после группового портрета Варнавы сотоварищи идет рассказ карлика Николая Афа­насьевича о «старой сказке». Эти страницы нельзя читать без волне­ния: не затхлая, темная жизнь, оправдывающая отношения: «хозяин (мать, помещик) — раб», а светлая, в любви и благодарности ма­меньке, судьбе, Богу, родне, соседям, в поклонах и благословениях, милосердии и всепрощении встает перед нами жизнь, о которой тос­кует душа. Савелий Туберозов, слышавший исповедь карлика, потря­сение произнес:
 
— Да, вот заметьте себе, много, много в этом скудности, а мне от этого пахнуло русским духом. Я вспомнил эту старуху, и стало таково и бодро, и приятно... Живите, государи мои, люди русские, в ладу со старою своею сказкой. Чудная вещь старая сказка! Горе тому, у кого ее не будет под старость!.. О, как бы я желал умереть в мире с моею старою сказкой.
 
Роман, написанный в форме хроники, не стоит на месте. В город приезжают новые герои — петербургские гости, видный чиновник Борноволоков, ревизор, и его секретарь Термосесов. Цинично вто­рой объявляет Бизюкиной: «Сортирую людей: ты такой? — так тебя, а ты этакой? — тебя этак. Не наш ты? Я тебя приневолю, придушу, сокрушу, а казна мне за это плати». Они тоже из породы нигилистов, но не столь наивные, как Препотенский, они жестоки к людям ста­рой, совестливой формации. Бизюкина назовет Термосесову своим врагов. И тот воскликнет: «Смерть дьякону Ахилле! Гибель протопо­пу Туберозову!» А она и не поняла, что, как библейская Иродиада, уже заказала своему повелителю за поцелуй принести их головы на подносе. Тихонько, хитренько ведет Термосесов свою ересь перед ревизором: «Хлестните-ка по церкви: вот где язва», предлагая конк­ретные действия против независимого в суждениях Туберозова и пылкого в правдолюбии Ахиллы. Страшно читать, как разрастался заговор нигилистов против протопопа. Роман близится к кульмина­ции и развязке. К ней готовился и Туберозов. Вслушаемся в разго­вор предводителя Туганова и протопопа. Туберозов: «Без идеала, без веры, без почтения к деяниям предков великих... Это сгубит Россию...» Туганов: «Да что же ты ко всем лезешь, ко всем приста­ешь: «идеал», «вера»? Нечего, брат, делать, когда этому всему, вид­но, время пришло». Туберозов ответил, что прошло не время веры и идеалов, а прошло время слов, нужны подвиги. Жизнь для Туберо­зова окончилась, началось житие. Писательское слово «житие» как бы вывело Тубуерозова из обыкновенных людей. Житийная литера­тура Древней Руси оставила нам имена Сергия Радонежского и Ав­вакума. Может быть, по логике автора, праведник Савелий Туберо­зов генетически связан с ними — великими подвижниками и страсто­терпцами? Да, конечно.
 
«Боже, суд твой цареви даждь и правду твою сыну цареву» — так просил помощи у Господа протопоп Савелий Туберозов перед «заключительным воззванием» — поучением, которое он должен был по внутреннему голосу произнести во храме перед чиновника­ми, охладевшими к вере и совершающими только обрядовую жизнь.
 
Слова Савелия исполнены нечеловеческой боли за паству: «Церкви противна сия наемничья молитва. Может быть, довлело бы мне взять вервие и выгнать вон торгующих ныне в храме сем... Да будет слово мое им вместо вервия. Пусть лучше будет празден храм, я не смущу сего: я изнесу на главе моей тело и кровь Господа моего в пустыню и там перед дикими камнями в затрапезной ризе запою: «Боже, суд твой цареви даждь... да соблюдается до века Русь, ей же благодеял еси!» Речь произвела разрывное действие: друзья обвинили его в неосторожном возбуждении страстей черни. Враги вынесли приго­вор: «Нет, этого терпеть нельзя!» Народ, любивший протопопа, сбро­сил Данилку, написавшего донос на Савелия, в реку. Термосесов торжествовал: можно ехать в город и докладывать преосвященству о беспорядках. Последовали арест, строгий надзор, ссылка, отказ про­сить о помиловании, возвращение, отстранение от всех дел, смерть. Страшно автору за своего героя, ищет он слова самые верные и вкладывает их в уста верного ученика и любимца, Ахиллы: «В мире бе, и мир его не позна». И захотел Ахилла умереть за поверженного друга своего. Но смерть отсрочил: лежа в чулане своем, придумал поставить Туберозову памятник. Высокая душа, верный и предан­ный, впавший в печаль, могучий от природы и сразу постаревший, он искал случая, чтобы умереть и соединиться с тем, кто спас его душу, любя и направляя. Схватив простуду на кладбище, когда он карау­лил Данилку, обряженного чертом, богатырь Ахилла смертельно простудился, простил перед смертью несчастного и отошел от мира.
 
Автор не написал развернутого послесловия к хронике Старго-рода. Жизнь не закончилась смертью праведников. Отзвонят коло­кола, уйдут люди с кладбища и начнут (в этом не сомневался Лес­ков) думать над вечным противостоянием в человеке духовного и мирского и выбирать свою дорогу к свету или тьме, восхожде­нию к Истине или падению в соблазны чревоугодия, прелюбодея­ния, честолюбия, стяжания, тщеславия, карьеры и просто недума-ния, безответственности за каждый прожитый день. В то время как его современники, так называемые революционеры-демократы, при­зывали Русь «к топору», Н.С. Лесков говорил с читателем о духов­ных началах в человеке, плакал над внешним нестроением его жизни и жизни всей России. Ю. Нагибин советовал читать Лескова нетороп­ливо, наслаждаясь его словом, проникая в огромный мир, в котором так трудно «маленькому человеку» на пути к Богу.[/sms]
07 апр 2008, 08:50
Читайте также

Информация
Комментировать статьи на сайте возможно только в течении 100 дней со дня публикации.