Сочинение "«Мы сделались приятелями...» (Печорин и Вернер в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»)"

В 1839 году в третьем номере журнала «Отечественные записки» была опубликована повесть Михаила Лермонтова «Бэла». Затем в одиннадцатом номере появилась повесть «Фаталист» и во второй книжке журнала за 1840 год — «Тамань». В том же году уже извес­тные читателю три новеллы, повествующие о различных эпизодах жизни некоего Печорина, вышли в печати как главы романа «Герой нашего времени». Критика встретила новое произведение неодноз­начно: завязалась острая полемика. Наряду с бурными восторгами Белинского, назвавшего роман Лермонтова произведением, представ­ляющим «совершенно новый мир искусства», увидевшего в нем «глу­бокое знание человеческого сердца и современного общества», «бо­гатство содержания и оригинальность», в печати звучали голоса кри­тиков, абсолютно не принявших роман.

 

[sms]Один из самых ярых противников Лермонтова, некто А.С. Бура­чок, утверждал, что образ главного героя романа — «эстетическая и психологическая нелепость», а в самом произведении «философии, религиозности русской народной и следов нет». Но как бы мы ни оценивали роман, нельзя не отметить то мастерство, с которым Лер­монтов выписал своего главного героя. На протяжении всего произведения автор как можно полнее стремился раскрыть внутренний мир своего героя — Григория Александровича Печорина.

 

 Композиционная сложность романа неразрывно связана с психо­логической сложностью образа главного героя. Неоднозначность характера Печорина, противоречивость этого образа выявлялась не только в исследовании самого его духовного мира, но и в соотнесе­нии героя с остальными персонажами.

 

 Кроме тех персонажей, которые почти всегда необходимы в раз­боре произведения (Максим Максимыч, княжна Мери, Грушницкий), есть и такие, появление которых можно объяснить тем, что роман больше психологический, чем сюжетный. Доктор Вернер — скептик и материалист, как все медики, но в душе поэт. Человек, который «изучал все живые струны сердца человеческого, как изучают жилы трупа, но никогда не умел он воспользоваться своим знанием...».

 

Какую часть себя самого вкладывал Лермонтов в этого героя, «Мефистофеля» с байроновской хромотой и огромной головой на тщедушном туловище? Ведь и в Печорине есть часть Лермонтова...

 

 Между Вернером и Печориным царит полное взаимопонимание. Печорин осознает, что «к дружбе не способен»; «из двух друзей все­гда один раб другого». Злоязычный Вернер такого же мнения. И рас­сказ Вернера о том, что княжна увлечена Грушницким, радует обоих: из всего этого может получиться история, так как завязка уже есть, а потому Печорину не будет скучно среди «водяного общества».

 

 Печорин сам себе создает приключения, активно вмешиваясь в судьбу и жизнь окружающих, меняя ход вещей таким образом, что это он приводит к взрыву, к столкновению. Он вносит в жизни людей свою отчужденность, свою тягу к разрушению. Он действует, не счи­таясь с чувствами других людей, не обращая на них внимания. Вся жизнь героя представляет собой цепь экспериментов над собствен­ной личностью и другими людьми. Цель его — постижение истины, природы человека, зла, добра, любви. Именно так происходит и в случае с Грушницким. Почему молодой юнкер так неприятен Печо­рину? Как известно, Грушницкий отнюдь не является злодеем, с ко­торым стоило бы бороться. Это самый обыкновенный юноша, мечта­ющий о любви и о звездах на погонах. Он — посредственность, но ему присуща одна вполне простительная в его возрасте слабость — «драпироваться в необыкновенные чувства», «страсть декламировать». Он стремится играть модную среди юношей роль байронического разочарованного героя, «существо, обреченное каким-то тайным стра­даниям». Конечно же, читатель понимает, что это пародия на Печо­рина! Поэтому-то он так и ненавистен Печорину.

 

 Вернер, мечтающий вырваться из нищеты, для денег не сделал бы и лишнего шага. Он тоже экспериментирует над людьми, но в отличие от Печорина — пассивно, стараясь избежать столкновений с ними. Печорин же в разговоре идет до конца, выводя собеседника из себя. Для него счастье — «насыщенная гордость».

 

 Если Грушницкий — кривое зеркало Печорина — оттеняет ис­тинность и значительность страданий этого «страдающего эгоиста»,и исключительность его натуры, доводит качества Печорина до абсурда, то в ситуации с Вернером с особой силой раскрывается опасность, которая всегда заложена в индивидуалистической философии, присущей романтизму. Лермонтов не стремился выносить явственный приговор. Он лишь с огромной силой показал все бездны человеческой души, лишенной веры, проникнутой скептицизмом разочарованием. [/sms]