Сочинение: Образ современника в отечественной прозе последних десятилетий (по прозе В. Пелевина)

В краткую эпоху перестройки в России успехом пользова­лись прежде всего произведения, так или иначе разоблачаю­щие мифы, созданные в эпоху Советского Союза, сам строй жизни Советского Союза; художественные произведения в основном оценивали по общественной пользе, которую они могут принести. Так, большим событием стал роман Влади­мира Дудинцева «Белые одежды», впервые рассказавший правду о жестоком разгроме генетики в Советском Союзе и трагической участи ученых, участвовавших в проекте. В ро­мане Чингиза Айтматова «Плаха» впервые повествуется о наркобизнесе в Средней Азии и пропагандируются христиан­ские ценности (в романе даже есть глава о Христе и Пилате), что считалось совершенно новыми темами и явилось боль­шой смелостью.

Ряд прозаиков нового времени продолжила Людмила Петрушевская с крайне тяжелыми и трагическими пьесами о бессмысленности и жестокости жизни. Аксиомой творчест­ва писательницы стало убеждение в том, что человек крайне жесток просто по натуре своей. Алексей Слаповский последо­вательно в своих произведениях разрабатывал идею о том, что текст способен коренным образом влиять на человече­скую жизнь, совершенно меняя ее. Владимир Маканин вы- брал главной темой творчества постижение глубинной сущ­ности человека, до которой можно добраться, лишь сняв все будничное и обыденное. Общим для всех русских писателей постперестроечного периода стало то, что основной пробле­мой изображения стал новый человек, современник — обра­зование крайне аморфное и неопределенное, и это отразилось на специфике новой классической прозы. Мы постараемся рассмотреть эту проблему на примере нескольких произведе­ний Виктора Пелевина.
[sms]

Одним из самых известных произведений Виктора Пеле­вина стал его роман «Чапаев и Пустота». Во всех пелевин-ских произведениях герои живут и действуют в нескольких реальностях. Петр Пустота бежит от чекистов в одной реаль­ности, видит об этом сон в другой, принимая участие в сеансе гипноза, пребывает в третьей, и все это время на заднем плане присутствует четвертая, самая реальная реальность, где главный герой осознает, что стреляет не в чекистов, а в при­зраков, созданных его же сознанием. Со всеми реальностями (кроме последней) он оказывается не в ладу. Как может он объяснить людям из ЧК, что ему, в общем-то, безразлична советская власть, он ей не враг и не друг, если его обвиняют в ненависти к призракам, которые ходят по Европе?

 

С револю­ционной действительностью, реальностью бронепоездов, матросских патрулей и косноязычных комиссаров, Пустота явно не может найти общий язык. Его совершенно не пони­мают. В другой реальности он — пациент сумасшедшего дома, к которому применяют какие-то фантасмагорические методы лечения. Да и сам диагноз очень сомнителен по своей сущности — раздвоение ложной личности. Третья реаль­ность состоит из гипнотических грез и дикой мешанины по­пулярных кинофильмов. Главному герою словно дают по­нять, что реальности, в которых он пребывает, как и сам он, представляют собой фильм, театральное представление, не­что бредовое.

Пелевин оставляет Петру Пустоте единственный выход из бреда, войны и сумасшедшего дома: осознать, что все во­круг является иллюзией. В одной из реальностей он разгова-
ривает с бароном Юнгерном. Тот играет роль бодхисатвы — так буддисты называют тех, кто достиг просветления, ото­рвался от земного иллюзорного мира, но добровольно сохра­няет с ним связь, стремясь и других людей сделать просвет­ленными. Еще одним духовным учителем главного героя стал Чапаев, который оказывается глубоким мистиком и не имеет ничего общего с героем конных атак и грозой белых.

 

Роль Чапаева в романе по отношению к главному герою со­стоит в том, чтобы помочь последнему осознать целиком ил­люзорность окружающей его реальности — отчасти к этой идее Петр Пустота подошел сам, без посторонней помощи. Чапаев же помогает ему продвигаться дальше на этом пути. Мистик Чапаев показывает главному герою, что избавиться от непреклонной судьбы можно — только необходимо разру­шить собственную связь с жизнью в этой реальности.

Главному герою пелевинского романа удается прийти на­конец к осознанию всеобщей иллюзорности. В этот момент Чапаев просто стирает окружающую реальность со всеми ее бойцами, городами, поэтами и морями. И тогда Петр Пустота оказывается в радужной реке, существующей с начала вре­мен и вне их одновременно. Он освободился от сна. Все суще­ствующее — одна пустота, и в ней горит радужный свет соз­нания; сознание лепит из пустоты форму любой реальности, а все, что живет в этих реальностях, — камни и мысли, бои на баррикадах и самая страстная любовь — все это не пере­стает быть пустотой, сном сознания.

Весь сюжет романа состоит из действий, производимых вполне конкретными людьми во вполне конкретных услови­ях. Герои романа выступают на сцене с чтением стихов, стре­ляют друг в друга, пьют вино и ведут длинные философские разговоры. Но все это подчинено модели мира, которую пред­лагают некоторые школы религиозного учения, известного как буддизм: все — пустота, есть лишь пустота и свет созна­ния.

В некоторых реальностях (например, в советской) челове­ку сложнее прийти к пониманию иллюзорности всего, чем в других. Эти реальности устроены таким образом, чтобы че- ловек не смог сойти с узкой дороги жизни, построенной спе­циально для него и прочно отгороженной от всего внешнего.

Нельзя сказать, чтобы Виктор Пелевин признавал только один, буддийский способ выйти за пределы всеобщей иллю­зии, шагнуть через порог бессмыслицы и смерти. Иногда он оставляет в своих произведениях намеки на то, что к этому можно двигаться и другими путями, например путем мага и духовного учителя Кастанеды (как в повести «Желтая стре­ла»). Важно начать относиться к собственной жизни осознан­но, искать выход из бессмысленного движения от рождения к смерти.

 

Но во всех произведениях Виктора Пелевина (не является исключением в этом отношении и роман «Чапаев и Пустота») большой проблемой становятся не только облик окружающей человека реальности и вопрос о том, реаль­ность ли это-на самом деле, но и сам человек как таковой, часто приближающийся к иллюзорному состоянию, не имеющий твердых оснований в жизни и в самом себе, не имеющий внутреннего стержня и духовных принципов, чем обладал герой литературы XIX века. Советский Союз как ок­ружающая реальность со своими эталонами, ценностями и тем, что почиталось за их противоположности, остался в без­надежном прошлом, но новой реальности и нового человека не появилось, современника как такового просто не оказыва­ется в окружающей действительности. Именно поэтому в ро­манах Пелевина иллюзией является не только окружающая человека современная (и не только) реальность, но и человек как таковой.[/sms]