Сочинение: Прошлое, настоящее и будущее в пьесе А. П. Чехова «Вишневый сад»

Своей последней пьесе Чехов дал подзаголовок — комедия. Но в первой постановке Московского художественного академи­ческого театра еще при жизни автора пьеса предстала тяжелой драмой, даже трагедией. Кто же прав? Нужно иметь в виду, что драма — это литературное произведение, рассчитанное на сце­ническую жизнь. Только на сцене драма обретет полноценное существование, выявит весь заложенный в ней смысл, в том числе получит и жанровую определенность, поэтому последнее слово в ответе на поставленный вопрос будет принадлежать те­атру, режиссерам и актерам. В то же время известно, что нова­торские принципы Чехова-драматурга воспринимались и усва­ивались театрами с трудом, не сразу.

Хотя мхатовская, освященная авторитетом Станиславского и Немировича-Данченко традиционная интерпретация «Вишне­вого сада» как драматической элегии закрепилась в практике отечественных театров, Чехов успел высказать «своему» театру недовольство, неудовлетворенность их трактовкой его лебеди­ной песни. «Вишневый сад» рисует прощание хозяев, теперь уже бывших, с их родовым дворянским гнездом. Тема эта неод­нократно освещалась в русской литературе второй половины XIX века и до Чехова и трагедийно-драматически и комически. В чем особенности чеховского решения этой проблемы?
[sms]

Во многом оно определяется отношением Чехова к уходяще­му в социальное небытие дворянству и идущему ему на смену капиталу, которое он выразил в образах соответственно Ранев­ской и Лопахина. В обоих сословиях и их взаимодействии Че­хов видел преемственность носителей отечественной культуры. Дворянское гнездо для Чехова прежде всего очаг культуры. Ко­нечно, это еще и музей крепостного права, и об этом говорится в пьесе, но Чехов видит в дворянской усадьбе все-таки в пер­вую очередь культурное гнездо. Раневская — хозяйка и душа дома. Именно поэтому, несмотря на все ее легкомыслие и пороки, к ней тянутся люди. Вернулась хозяйка, и дом ожил, в него потянулись уже, кажется, навсегда покинувшие его прежние обитатели.

Лопахин под стать ей. Он чувствителен к поэзии в широком смысле этого слова, у него, как говорит Петя Трофимов, «тон­кие, нежные пальцы, как у артиста... тонкая нежная душа». И в Раневской он чувствует такую же родственную душу. По­шлость жизни наступает на него со всех сторон, он приобрета­ет черты ухаря-купца, начинает кичиться своим демократиче­ским происхождением и бравировать некультурностью (а это считалось престижным в тогдашних «передовых кругах»), но и он ждет Раневскую, чтобы около нее очиститься, снова выявить в себе художественно-поэтическое начало. Такое изо­бражение капитализма опиралось на реальные факты. Ведь многие русские купцы и капиталисты, разбогатевшие к концу века, проявили интерес и заботу о культуре. Мамонтов, Моро­зов, Зимин содержали театры, братья Третьяковы основали картинную галерею в Москве, купеческий сын Алексеев, взяв­ший сценический псевдоним Станиславский, принес в Художе­ственный театр не только творческие идеи, но и отцовское бо­гатство, и весьма немалое.

Лопахин — капиталист иного пошиба. Поэтому и не удалась его женитьба на Варе, они не пара друг другу: тонкая, поэтиче­ская натура богатого купца и приземленная, буднично-обыден­ная, целиком ушедшая в прозу жизни приемная дочь Ранев­ской. И вот наступает очередной социально-исторический пере­лом русской жизни. Дворяне выбрасываются из жизни, их место занимает буржуазия. Как ведут себя хозяева вишневого сада? По идее, надо спасать себя и сад. Как? Социально переро­диться, тоже стать буржуа, что и предлагает Лопахин. Но для Гаева и Раневской это значит изменить себе, своим привычкам, вкусам, идеалам, жизненным ценностям. И поэтому они молча­ливо отвергают предложение Лопахина и бесстрашно идут на­встречу своему социальному и жизненному краху.

В этом отношении глубокий смысл несет в себе фигура вто­ростепенного персонажа — Шарлотты Ивановны. В начале второго акта она говорит о себе: «У меня нет настоящего пас­порта, я не знаю, сколько мне лет... откуда я и кто я — не знаю... Кто мои родители, может, они не венчались... не знаю. Так хочется поговорить, а с кем... Никого у меня нет... Все одна, одна, никого у меня нет и... и кто я, зачем я, неизвестно». Шар­лотта олицетворяет будущее Раневской — все это скоро ждет Хозяйку имения Но и Раневская, и Шарлотта по-разному, конечно, проявляют удивительное мужество и даже поддержива­ют бодрость духа в других, потому что для всех персонажей пьесы с гибелью вишневого сада кончится одна жизнь, а будет ли другая — кто знает.

Бывшие хозяева и их окружение (т. е. Раневская, Варя, Га­ев, Пищик, Шарлотта, Дуняша, Фирс) ведут себя смешно, а в свете надвигающегося на них социального небытия глупо, неразумно. Они делают вид, что все идет по-прежнему, ничего не изменилось и не изменится. Это обман, само- и взаимообман. Но единственно этим они могут противостоять неизбежности неотвратимого рока. Лопахин скорее искренне горюет, он не ви­дит в Раневской и даже в третирующем его Гаеве классовых врагов, для него это дорогие, милые ему люди.

Общечеловеческий, гуманистический подход к человеку до­минирует в пьесе над сословно-классовым. Особенно сильна борьба этих двух подходов в душе Лопахина, что видно из его заключительного монолога третьего акта.

А как ведет себя в это время молодежь? Плохо! У Ани в си­лу ее малолетства самое неопределенное и в то же время ра­дужное представление об ожидающем ее будущем. Она в вос­торге от болтовни Пети Трофимова. Последнему хотя и 26 или 27 лет, но он считается молодым и, похоже, превратил свою мо­лодость в профессию. Иначе объяснить его инфантильность и — самое удивительное — общее признание, которым он поль­зуется, нельзя. Раневская жестоко, но справедливо выбранила его, в ответ он упал с лестницы. Его красивым призывам верит только Аня, но молодость извиняет ее.

Гораздо больше того, что он говорит, Петю характеризуют его калоши, «грязные, старые».

Но нас, знающих о кровавых социальных катаклизмах, со­трясавших Россию XX века и начавшихся буквально сразу по­сле того, как отгремели аплодисменты на премьере пьесы и умер ее создатель, слова Пети, его мечты о новой жизни, под­хваченное Аней желание насадить другой сад — нас все это должно привести к более серьезным выводам о сущности обра­за Пети. Чехов всегда был равнодушен к политике, как револю­ционное движение, так и борьба с ним прошли мимо него. Глу­пая девочка Аня верит этим речам. Другие персонажи посмеи­ваются, иронизируют: слишком большой недотепа этот Петя, чтобы его бояться. Да и сад вырубил не он, а купец, желающий устроить на этом месте дачи. Чехов не дожил до других дач, устроенных на просторах его и нашей многострадальной роди­ны продолжателями дела Пети Трофимова. К счастью, «жить в эту пору прекрасную» не пришлось и большинству персона­жей «Вишневого сада».

Как уже говорилось, для Чехова характерна объективная манера повествования, в прозе его голос не слышен. В драме услышать собственно авторский голос вообще невозможно. И все-таки — комедия, драма или трагедия «Вишневый сад»? Зная, как Чехов не любил определенность и, следовательно, не­полноту охвата жизненного явления со всеми его сложностями, следует осторожно ответить: всего понемногу. Последнее слово и в этом вопросе все-таки скажет театр.[/sms]