Рыбацкие байки. Ершиное нашествие.

Это случилось в начале сентября. Пошел с ведрами на рассвете за водой — баньку задумал истопить, смотрю, за кушелевским мостом на корточках кто-то. На самом бережку. Сидит-сидит, чего высиживает?

 

Занятно мне стало. Наносил воды, удочку в руки, банку с червями в карман, пристроился на своем берегу, напротив того рыбака, наблюдаю. Вот он руку к удилищу, напрягся — клюет, значит. Тут я его узнал — отставной майор Катин, любитель донной лов­ли — неразговорчивый, нелюдимый с виду человек. Подсекает, вытаскивает какую-то рыбину — ясно, не плотву. Снимая с крючка, косится в мою сторону. Чего, мол, пришел мешать. Наживил червяка, снова забросил с руки, метров эдак на двадцать от бе­рега, в самую глубину — она здесь метров пять. Мальчишки летом с десяти метрового моста ныряют, дна не достают.

 

 Я тоже донку соорудил, поплавок к самому наконечнику сдвинул, грузик ходячий нацепил. Не клюет. Катин одну рыбину с крючка, другую, а мой поплавок, как говорится, ни гу-гу. Оставил свою удоч­ку без присмотра, одолел на перекате речку, к Катину подошел, стою молча, наблюдаю. В это мгновение у него в очередной раз клюет, и он вытаскивает... большущего ерша. Да, да, ерша. Странно, они ни­когда не ловились в черте города...

 

 Перебрался уныло на свой берег, дождался, пока Катин, вдоволь натаскав ершей, пошел домой, занял его место. Нет клева, прекратился. Так не солоно хлебав­ши и остался. А вечером Катин снова за мостом, на этом месте объявился. Выуживает ершей как ни в чем не бывало... До темноты сидел. Утром, гляжу, ловит опять. Так часто удилищем взмахивает—за-видки берут. За видки берут, но не сядешь же рядом, рыбацкий устав не позволяет. Ловил он с неделю, потом исчез. Я обрадовался, утречком за мост, забросил не одну — аж две донки. Как раз там, где он ловил. Два часа высидел без толку—ни разу не клюнуло Вдобавок зацеп на одной донке, лескупришлось обрывать. Попробовал вечером — то же самое.

 

Самолюбие заело — утром другого дня прихожу. Не выловил же Катин всех ершей до одного! Пустое дело, поплавок, как вкопанный стоит, не шевельнется. Неделю подождал, опять прихожу с удочкой за мост, и опять ра­зочарование. ...Встретил по зиме Катина, разговорились.

 

— Что же вы тогда ловить прекратили, за мостом-то? — Наловился, охоту сбил. — А я пробовал, пробовал — ни одной поклевки.

— Да ну? — удивляется.

— А на что ловил? — На червя, как и вы. — Червь червю разница,— поясняет.

— Я на навозничка, а ты, должно быть, на белого, на огородника. Ерш — он по обыкновению не разборчив — и на того клюет, и на другого, а этот капризный оказался. Я на белого пробовал — ни одного не взял.

— Там сроду ерши не водились,— говорю. — Что верно, то верно. Случайно подвернулись.

Плотву ловил, а тесто кончилось — на червя забросил. Клюнуло — ба, ерш. Ну и пошло-поехало. Килограм­мов десять выловил, дома воем завыли — чистить их одна морока. Ну, я и перестал ходить за мост. С тех пор минуло немало лет. Не единожды по осени приходил я с удочкой, на то место, пробовал ловить ерша на червя-навозника. Ни разу удачи не было. Вот и думаю: отчего бы это слу­чилось в тот год ершиное нашествие, какая такая метаморфоза в реке произошла.

 

Может, повторится?.. Или лукавил Катин, оставил тайну при себе?