Последние новости
19 июн 2021, 22:57
Представитель политического блока экс-президента Армении Сержа Саргсяна "Честь имею" Сос...
Поиск

11 фев 2021, 10:23
Выпуск информационной программы Белокалитвинская Панорама от 11 февраля 2021 года...
09 фев 2021, 10:18
Выпуск информационной программы Белокалитвинская Панорама от 9 февраля 2021 года...
04 фев 2021, 10:11
Выпуск информационной программы Белокалитвинская Панорама от 4 февраля 2021 года...
02 фев 2021, 10:04
Выпуск информационной программы Белокалитвинская Панорама от 2 февраля 2021 года...
Главная » Библиотека » История » Личности » Милорад Павич. Биография.

Милорад Павич. Биография.

Милорад Павич. Биография.Я родился в Белграде, в Сербии, на берегу Дуная, 15 октября 1929 года. Под знаком Весов, мой дополнительный знак – Скорпион.

Мой отец был скульптором, а мать преподавала в гимназии философию, оба были без ума от спорта, особенно увлекались лыжами и упражнениями на гимнастических снарядах. У меня самое сильное впечатление сохранилось от маминых родственников, которые жили на другой стороне Дуная, на берегу речки Тамиш, в городе Панчево. У них был там свой дом, а в окрестностях Панчева – хутор с лошадьми, коровами, конюшнями, колодцем и виноградниками. Однажды мы катались на лодке по Тамишу, и нам очень захотелось пить. Увидев бахчу, мы причалили к берегу и купили арбуз у сторожа, у которого была собака и который жил в шалаше из сухих кукурузных стеблей. Он одолжил нам свой нож, чтобы мы могли вскрыть арбуз. Моя сестра спросила сторожа, добрый ли у него хозяин, на что он ответил: «Да уж, добрый. Шел бы он к чертовой бабушке!» – «А кто твой хозяин?» – спросили мы и, получив ответ, поняли, что только что купили арбуз у самих себя. Хозяином был мой дед Аца. Что-то из этого зачарованного мира Панчева проникло в мою прозу.
Я учился в школе имени Карагеоргия в Белграде. Отец отвел меня туда однажды утром, оформил документы и сказал, что я должен буду сам каждый день в восемь часов приходить на уроки. Я так и делал, ведь школа была рядом с домом, и все это не казалось мне странным. Вообще-то, еще до того, как я начал учиться, я ходил в какой-то французский детский сад, который находился в том же дворе, что и школа, я помню смешную француженку, которую мы называли «тетя Дроль». В Белградский университет я поступил в 1949 году, а в 1954 году закончил отделение литературы философского факультета. Я помню дымные аудитории, которые отапливались древесными опилками, запах мокрых зимних пальто и шинелей. Многие мои друзья-однокурсники пришли учиться прямо из армии. Все это было так давно, что уже перестало быть правдой – так думаю я иногда, вспоминая те дни. Как бы то ни было, тогда я был способен писать в любое время дня или ночи. Сегодня пишу только по вечерам или с утра.

Родословная

В моей родословной по отцовской линии писатели были еще в XVIII веке. В нашей семье всегда кто-то занимался литературой. Эмерик Павич опубликовал в Будиме в 1768 году книгу стихотворений, он писал десятистопным стихом народного эпоса. Сам я с детства хотел быть таким, как мой дядя по отцу, Никола Павич, который в то время, в середине XX века, был известным писателем. Я хотел продолжить литературные традиции нашей семьи и рад тому, что мне удалось сделать это. Я всегда любил слушать, как мой дядя Никола, который был блестящим рассказчиком, мой дед Аца и моя тетка по матери Эмилия вспоминали случаи из истории нашей семьи. При этом я невольно обучался мастерству устного повествования. В Панчеве у меня было четыре бабки. Одна из них – Козара – была красавицей и оставалась ею до глубокой старости. Она лучше других ее сестер умела поставить тесто и могла спеть песню про каждый знак Зодиака, я потом находил эти песни в старинных календарях XVIII и начала XIX века.

Мои первые рассказы, написанные в Панчеве, пропали. В одном говорилось о каком-то старом пастухе, который приходил за нашими коровами и отводил их на пастбище, а в другом – о некой Марии, в которую был влюблен маленький мальчик. Этот рассказ назывался «Три ошибки Марии». Оба рассказа поместили в школьную газету и повесили на стене в 1946 или 1947 году. С тех пор я их больше не видел. Думаю, что мои первые рассказы были похожи на те, что я пишу сейчас, и постепенно они уходят от меня так же, как уходят из родного дома дети, на судьбу которых уже никак не повлиять. Так и должно быть, дети должны быть лучше своих родителей, а произведения лучше своего автора.

Первая влюбленность

Было несколько тех «первых». Все они перемешались в моей памяти, и я помню теперь только сиреневый цвет. Цвет платья одной девочки. Первая большая любовь многому меня научила. Я узнал, что любовь заставляет испытывать страшные страдания и что она предоставляет тысячу возможностей совершить непростительные ошибки. Я помню музыку, которая нас связывала; помню, как послал письмо не той, кому следовало, и только когда оно уже было отправлено, понял, что перепутал адрес. Было поздно что-либо исправлять. Письмо это, как я теперь понимаю, было написано хорошо и искренне. Настоящее любовное письмо. Катастрофа.

Библиография

Я думаю, что литература забрала значительную часть моей жизни. Поэтому я написал, что у меня нет биографии, есть только библиография. Однако жизнь проникает в мою литературу через язык, литература рождается, прислушиваясь к пульсу живой речи, так же было когда-то у церковных проповедников или, еще раньше, у античных ораторов Греции и Рима. Что касается сновидений, то они указывают мне, как можно спасти литературу от линейности языка. Сны не линейны, и литература тем лучше, чем больше она приблизится к ним. Вот почему я стараюсь освоить и предложить читателю новые виды прозы нелинейного типа, например, мои романы и рассказы в форме словаря, водяных часов, кроссворда, карт таро или астрологического руководства.

Я пишу очень медленно, чаще всего в постели, ночью, мысленно. Иногда боюсь, что не запомню какую-нибудь удачную фразу, встаю посреди ночи и делаю записи. Пишу карандашом в тетрадях в красивых обложках, которые мне покупает Ясмина, а уже потом вношу все в компьютер. Роман – это сизифов труд, с той только разницей, что камень, к счастью, не возвращается к вам, а скатывается с другой стороны горы прямо в руки читателю. Как будто вы бросаете горячую картофелину, и пусть тот, кто ее поймает, сам думает, что с ней делать. В романе ничего не надо придумывать заранее, надо позволить ему расти внутри вас и лишь слегка подталкивать его в гору. Вначале все происходит медленно и с трудом, камень сопротивляется движению вверх, вы устаете. А когда вы наконец достигаете вершины, ваш роман срывается с обрыва и начинает все быстрее катиться вниз, теперь вы едва поспеваете за ним и из последних сил пытаетесь управлять его движением, для того чтобы он не упал в какой-нибудь овраг. У него сил все больше, а у вас все меньше. Где он остановится, не знаете ни вы, ни он. Если повезет, это случится как раз в нужном месте, при условии, что вы как писатель не перемудрите и не помешаете ему это сделать. Короче говоря, дом строят от фундамента, а роман от крыши. Когда закончите, скажите себе в прозе то, что Пушкин сказал в стихах, когда закончил «Евгения Онегина», и точка.
 
Сны


Роман «Хазарский словарь» я смутно представлял себе еще будучи студентом, это было приблизительно в 1953 году, тогда я столкнулся с этой темой, читая о хазарской миссии Кирилла и Мефодия. Идея созрела только в семидесятых годах, когда я решил написать книгу, имеющую структуру словаря. Я начал роман в 1978 году и писал его до 1983 года. Он опубликован в 1984-м. Я считаю, что структура сновидения – это совершенная матрица нелинейного повествования (nonlinear narratives). Сны в «Хазарском словаре» и в других моих книгах неоднородны. В семье, где я рос, по утрам часто рассказывали, что кому приснилось ночью, иногда всего в двух-трех словах. Я запоминал эти сны, а иногда и записывал – и чужие, и свои тоже. Прав тот американский критик, который написал, что сновидения в моих произведениях «играют не ту роль, что у Фрейда, и что Павич понимает сны иначе»...

Путешествия

Я не особенно большой любитель путешествий. Помню, как я первый раз в жизни вскочил на коня. А вот когда я первый раз полетел на самолете, совсем не помню. И в том, и в другом случае я оседлал непредсказуемое чудовище, которое было во много раз опаснее и быстрее, чем я. Направление его движения лишь иногда и частично совпадало с моими намерениями. Я с вожделением вспоминаю черный лакированный экипаж моего деда с красными колесными спицами и фонарями из отполированного стекла. Он, увы, необратимым образом закончил свой век в сарае города Панчево, а я был вынужден кочевать по свету как придется. Потом мои книги стали разлетаться по свету с такой скоростью, что мне пришлось начать путешествовать на самолете. Нью-Йорк, Москва, Париж, Рим, Милан, Барселона, Мадрид, Лондон, Эдинбург. Канада. Под нами, внизу, много воды. Турне, во время которых я должен читать свою прозу и разговаривать с журналистами на четырех иностранных языках. Во время этих поездок мое отражение в зеркале стареет. А сам я не чувствую, что старею. Но я видел, что стареют и города, где я бывал. То, что они стареют, очевидно, но происходить это может двумя разными способами. Вену или Венецию, например, старят попытки подмолодить себя, а Москва к началу XXI века стала моложе, потому что постарела. Это видно по цвету камня в этих городах. Когда я думаю об этом, мои путешествия видятся мне в другом свете. Человек на самом деле – вечный путник. За человеком, как за улиткой, тянется слизистый невидимый прозрачный след прошлого, и, как улитка тащит домик, он тащит на себе свое будущее. Каждый вечер он прячется в этот домик, чтобы провести в нем ночь. Куда он держит путь?

Русская литература

Я всегда был во власти русской литературы, и поэтому сейчас хочу остановиться только на русских писателях. Моя большая любовь, несомненно, Пушкин, который в моем переводе был издан на сербском языке (собрание сочинений в восьми томах), Гоголь, Достоевский, Толстой. Издавая свою библиотеку русских переводов в издательстве «Просвета», я опубликовал избранные рассказы Булгакова, которые в то время не могли выйти в Советском Союзе. В нее вошли также Пастернак, Ремизов. Кроме того, я всегда обожал Цветаеву, Ахматову, на одном дыхании я прочитал длившуюся полвека переписку двух сестер, Лили Брик и Эльзы Триоле, которая недавно вышла в издательстве «Галлимар» объемом примерно в тысячу страниц. Я всегда любил Хармса, по его рассказам у нас в Белграде в самом красивом дворце снимался фильм. Я любил и многих других русских писателей, люблю их и сегодня, когда читаю Александра Гениса. В XXI веке я заметил новую литературную тенденцию, которая на заре нового века особым образом выражает его сущность. Я имею в виду женщин-писателей. Мне кажется, что их никогда раньше не было так много и настолько хороших. Я этим просто очарован. Они есть в разных странах. К ним, к счастью, относится моя супруга, Ясмина Михайлович, к ним относится Екатерина Садур, к ним относится Анита Даямант, написавшая чудесную книгу «Красная палатка», которую я сейчас читаю, или Мирьяна Новакович, автор недавно прочитанного мной романа «Страх и его слуга». К нашему общему счастью, есть еще много других писательниц.
 
Пейзаж, нарисованный чаем


Мой роман «Пейзаж, нарисованный чаем» (переведен на русский язык и опубликован издательством «Азбука» из Петербурга), – это книга о моем пребывании на Святой горе Афонской в Греции, где я жил в разных монастырях, дольше всего в сербском монастыре Хиландар, чье подробное описание дано в романе. Там, в монастыре, я понял, что каждый из нас может узнать себя в одном из двух видов монашества. Каждый из нас может проверить, кем он является в жизни, идиоритмиком (затворником) или кенобитом (общежительным монахом, связанным с каким-то братством). И, поняв это, узнать много нового и о себе, и о своем призвании на этом свете.

В сети

Литература должна приспособиться к новой электронной эре, где преимущество отдается не плавному, линейному, состоящему из последовательных звеньев литературному произведению, а иконизированному образу, знаку, семиотическому сигналу, который можно передать мгновенно, а ведь XXI век именно этого и требует. Идеальным можно было бы считать текст, который роится и разветвляется, как наши мысли или наши сновидения. Вот почему я решил, что моя проза должна иметь интерактивную нелинейную структуру. Такой текст легко читать в Интернете, и там можно найти почти все мои книги, переведенные на русский язык. Я предложил моим читателям и комбинированное чтение. Коротко поясню. Мой роман «Ящик для письменных принадлежностей» имеет два завершения – одно в книге, другое в Интернете. В книге указан электронный адрес, и каждый, кто хочет, может совместить чтение книги с чтением конца романа в сети Интернета. Добавлю, что хотят этого многие. Две главы моего романа «Звездная мантия» существуют только в Интернете. В книге их просто нет. И так далее. На днях в Белграде вышел CD ROM с прекрасно иллюстрированным текстом «Хазарского словаря». Эта версия лучше всего демонстрирует, как читатель, пользуясь клавиатурой, может сам прокладывать себе путь в романе. Сейчас писатель в гораздо большей степени, чем это было во времена старой классической литературы, делится своей ролью с читателем. Что же касается вопроса о влиянии писателя на мир, скажу, что мир был бы хуже, чем он есть, если бы, начиная с Гомера и до сегодняшнего дня, не существовало художественного творчества, которое все-таки делает мир лучше. От издателей я знаю, что по всему миру численность моих читателей превосходит численность армии любого государства, а у некоторых писателей и писательниц, таких, например, как автор романа о Гарри Поттере госпожа Роулинг, читателей еще больше. Это все-таки что-то значит.

Главные события жизни

Во-первых – литература. Во-вторых, Бог подарил мне две большие любви. Одну несчастную, а другую счастливую во всех отношениях. Третье – это то, что я не участвовал в войне и не убивал – во время той войны, которая пришлась на начало моей жизни, я был слишком молод, чтобы носить оружие, и я стал для этого слишком стар, когда война вспыхнула под конец моей жизни.

Мир в будущем

Я не пророк. И будущее могу предвидеть только интуитивно. Иногда мне кажется, что свое будущее я много раз видел во сне, но не узнал его. Однажды я сказал: будущее – это конюшня, из которой выходит страх.

Как люди смогут привыкнуть к новому тысячелетию Водолея и приспособиться к тому, что создают их руки? Как они смогут приспособиться к той страшной скорости, с которой они живут уже сейчас, в начале XXI века? Как прожить два дня за один час? Что делать с прошлым?

Читатели

Своего читателя я должен бы любить, но у меня это не получается, потому что невозможно любить неродившегося праправнука, даже если вы на него похожи. Но я во всяком случае знаю, что литературу в будущее ведут не писатели, а читатели, ведь в мире всегда гораздо больше талантливых читателей, чем талантливых писателей.
03 мар 2007, 16:01
Информация
Комментировать статьи на сайте возможно только в течении 100 дней со дня публикации.