Владислав Муштаев. Военный рассказ "Вижу Берлин!"
Муштаев. Военный рассказ
Утром 8 августа 1941 года берлинское радио сообщило, что в ночь с 7 на 8 августа крупные силы английской авиации пытались бомбить столицу, но действиями истребительной авиации и огнем зенитной артиллерии основные силы англичан были рассеяны, а из прорвавшихся к городу пятнадцати самолетов девять сбиты. Немедленно откликнулся Лондон.
«В ночь с 7 на 8 августа,- сообщило лондонское радио,- ни один самолет с аэродромов нашей метрополии не поднимался вследствие крайне неблагоприятных метеоусловий. Сообщение из Берлина загадочно».
Москва молчала.
В НОЧЬ НА ВОСЬМОЕ...
В ночь на 8 августа 1941 года немцы начали очередное наступление на Ленинград. Сражения развернулись одновременно на Карельском перешейке и между Онежским и Ладожским озерами, на юго-западных и южных подступах к городу, в Эстонии.
18-й немецкой армии удалось в Эстонии рассечь 8-ю армию Северо-Западного фронта на две части и выйти к побережью Финского залива. После этого 18-я армия направила свои усилия на овладение городом и главной базой флота - Таллином. Острова Моондзундского архипелага Сарема (Эзсль) и Хиума (Даго) оказались в кольце. Их удерживали 3-я отдельная стрелковая бригада Северо-Западного фронта численностью 15 тысяч человек и части береговой обороны Балтийского района под командованием. генерала А. Б. Елисеева. Главную роль в обороне Моондзундского архипелага играл Краснознаменный Балтийский флот.
В эти дни Гитлер заявил: «Я все время стараюсь поставить себя в положение противника. Практически он войну уже проиграл. Хорошо, что мы разгромили танковые и военно-воздушные силы русских в самом начале. Русские не смогут их больше восстановить».
Фашистская пропаганда трубила на весь мир: советский воз-383 душный флот уничтожен и не сможет противостоять силе германского флота, угроза бомбовых ударов но крупным городам Германии исключена.
В ночь на 8 августа 1941 года нарком ВМФ Н. Г. Кузнецом был вызван телефонным звонком в Ставку. Уже садясь в маши ну, Кузнецов увидел выбегающего из здания дежурного по наркомату.
Дежурный подбежал к наркому, отдал ему честь и, переведя дыхание, доложил:
- Они пошли на Берлин.
В 21. 00? - спросил Кузнецов.
- Так точно,- и, опережая вопрос наркома, подтвердил: Тремя звеньями.
- Спасибо,- сказал Кузнецов и захлопнул дверцу. Машина неслась по пустынным улицам Москвы к станции
метро «Кировская». С участившимися налетами на Москву и для более оперативной и удобной работы Ставка расположилась здесь, под землей. Перрон был отгорожен от путей высокой фанерной стеной. Поезда на станции не останавливались. В одном углу перрона - узел связи, в другом - кабинет Сталина, а в середине - шеренги столов для работников Генштаба. 8 августа Ставка Верховного Командования была преобразована в Ставку Верховного Главнокомандования. Верховным Главнокомандующим стал Сталин.
Еще в машине Кузнецов подумал, что Сталин обязательно спросит его, как идут дела по подготовке налета на Берлин, и эта мысль не оставляла его, пока он ехал по опустевшей Москве, пока спускался в метро. «Очень кстати мне успели доложить о начале операции»,- отметил про себя нарком, входя в приемную Верховного. Поскребышев сказал, что Сталин уже ждет его.
Как обстоит дело с налетами на Берлин, товарищ Кузнецов? - спросил Верховный, едва нарком вошел в кабинет.
- Полет начался, товарищ Сталин,- доложил Кузнецов.
- Когда экипажи пошли на Берлин?
- В 21.00 три звена, ведомые товарищами Преображенским; Беляевым и Гречишниковым, взяли курс на Берлин.
- Хорошо, товарищ Кузнецов. Время их возвращения?
- Около пяти часов утра, товарищ Сталин.
- Под утро над морем густые туманы, товарищ Кузнецов;
- Так точно, товарищ Сталин. Как показала метеорологическая сводка двух предшествующих дней, в районе посадки видимость до,800 метров.
- Посадка возможна?
- Да, товарищ Сталин.
- Мне докладывали, что на аэродроме Кагул взлетно-посадочная полоса рассчитана только на истребители И-153.
- Полоса действительно небольшая, но нами все проверено, товарищ Сталин,- чуть насторожившись, ответил нарком.
Весной 1941 года широко развернулись работы по строительству, расширению и реконструкции взлетно-посадочных полос более чем на 200 аэродромах, большая часть которых находилась в новой приграничной зоне, образовавшейся в результате вхождения в состав СССР западных областей Белоруссии и Украины, Латвии, Литвы и Эстонии, где аэродромная сеть была слабо развита и не обеспечивала нормальных условий для базирования авиации.
Одним из таких аэродромов стал и аэродром Кагул на острове Сарема.
Аэродром построили перед самой войной для истребителей. Взлетно-посадочная полоса около 1300 метров. На западе она упиралась в село, па востоке вплотную подходил сосновый лес, за ним лежало сухое болото, покрытое пнями и камнями. А с юга и с севера к самой границе взлетной полосы подступали хутора с постройками и садами. Вот и вертись как можешь. Чуть промазал па полосу - тут тебя и ждут: па западе - село, на востоке-лес с болотом, на севере и юге хутора с. постройками и садами.
Перелет на аэродром Кагул и полеты для проверки маскировки с воздуха показали: бомбардировщики могут взлетать только от самой кромки полосы и садиться так, чтобы шасси касались полосы у самого ее начала. Причем взлетать с бомбовой нагрузкой, не превышающей пятисот килограммов. Состояние аэродрома, изношенность моторов позволяли подвешивать одну бомбу ФАБ-500, или две бомбы но двести пятьдесят, или пять стокилограммовых бомб.
Не прошло и трех дней, как полк прибыл на аэродром, а печальный опыт не заставил себя ждать. Кузнецов знал, что 5 августа командующий флотом вице-адмирал В. Ф. Трибун, поставил полку дополнительную срочную боевую задачу: разрушить наблюдательный пункт противника в Пярну. Командир полка полковник Е. Н. Преображенский выделил три экипажа и решил вести звено сам. При взлете правый мотор его самолета от перегрузки стал давать хлопки, тяга упала. Огромная машина, нагруженная бомбами, не могла ни набрать высоты, ни развернуться, чтобы произвести посадку.
Не могла садиться и на «живот» - под фюзеляжем висели бомбы, которые грозили взорваться при ударе взрывателем о камень или пень. Преображенский выпустил шасси и плавно стал опускать машину к земле. Самолет коснулся мягкого грунта еще за чертой аэродрома и стал медленно поднимать хвостовую часть. Мгновение - и самолет скапотирует, взорвутся бомбы. Самолет не перевернулся по счастливой случайности: под ним оказался большой валун, возвышавшийся над землей на 70-80 сантиметров. Камень выдавил снизу входной люк стрелка-радиста, разрушил нижнюю часть фюзеляжа до самого хвоста и плотно посадил самолет на себя.
Об этом случае в Ставку не докладывали, по выводы сделали. И сейчас Кузнецову показалось, что Сталин не случайно спросил его про полосу.
- Хорошо,- чуть помедлив, сказал Сталин.- Как только первый самолет приземлится, доложите.
- Слушаюсь, товарищ Сталин.
Кузнецов понял, что разговор окончен, и попросил разрешения уйти. Сталин, склонившись над столом с оперативными картами, кивнул. Выходя из кабинета, Кузнецов взглянул на часы: они показывали 22 часа 15 минут.
