Последние новости
19 июн 2021, 22:57
Представитель политического блока экс-президента Армении Сержа Саргсяна "Честь имею" Сос...
Поиск

11 фев 2021, 10:23
Выпуск информационной программы Белокалитвинская Панорама от 11 февраля 2021 года...
09 фев 2021, 10:18
Выпуск информационной программы Белокалитвинская Панорама от 9 февраля 2021 года...
04 фев 2021, 10:11
Выпуск информационной программы Белокалитвинская Панорама от 4 февраля 2021 года...
02 фев 2021, 10:04
Выпуск информационной программы Белокалитвинская Панорама от 2 февраля 2021 года...
Главная » Библиотека » Великая Отечественная Война 1941-1945 » Георгий Березко. Крайний срок

Георгий Березко. Крайний срок

Георгий Березко. Крайний срокБерезко. Крайний срок

К полудню обстановка на рубеже резко осложнилась: немцы на участке соседнего батальона вклинились в оборонительную полосу рабочего полка, и рота Павла, выдвинутая вперед, на левый берег Русалочки, обстреливалась теперь и с фронта, и с фланга. Телефонная связь опять была порвана, связные, посланные командиру полка, не возвращались, и Павел утратил в конце концов ясное представление о том, что происходило рядом. Железное громыхание, свист и скрежет доносились к нему и справа, и слева, и сзади; в тылу роты густо ложились мины; дым, копоть и снежная пыль вихрились, застилая пространство...

И наступил момент, когда общая обстановка становится тем менее понятной, чем более она ухудшается. Немецкие танки действовали уже, по всей вероятности, в тылу роты, в районе железнодорожной станции - оттуда, из-за дымовой завесы, доносился непрерывный звон стеклянных колоколов. Но одно Павел знал твердо: пока он держался на своих прибрежных холмах, неприятельская пехота не могла пройти за реку, чтобы закрепить успех танков. По-видимому, и немцы убедились, что их продвижению мешает прежде всего фланкирующий огонь с высот на левом берегу, - теперь их атаки на эти холмы следовали одна за другой, перемежаясь огневыми налетами...

Вскоре среди бойцов роты пронесся тревожный слух о том, что подразделения, державшие оборону на противоположном, правом, берегу Русалочки, отступили, - санитары, которым посчастливилось переправить туда группу раненых, рассказали, вернувшись, что в окопах за рекой нет больше войск. И услышав об этом, дрогнул даже такой испытанный в суровых обстоятельствах человек, как Щукин, командир первого взвода,- Щукин тотчас же бросился к Громову. Скатившись в воронку, он прокричал над ухом Павла, нервничая и торопясь:

- Павел Алексеевич, товарищ командир! Нам выгоднее на разъезд номер семнадцать отходить... А через эту Русалку чертову правее переберемся, пока есть возможность.

- Выгоднее нам на месте стоять, как приказано было,- без улыбки пошутил Павел.

- Некому скоро стоять будет - во взводе у меня одиннадцать человек под ружьем,-сказал Щукин; наушники шапки, стянутые под подбородком, подпирали его круглые кирпично-красные щеки, что придавало командиру взвода по-детски надутый вид, - вместе со мной одиннадцать...

А на его обиженном лице было в это время ясно написано: «Мы остались здесь одни, и это несправедливо...»

Павел не ответил - он думал о том, что, если даже соседи справа действительно отошли, его задача - сдерживать немецкую пехоту - не изменилась; во всяком случае, кроме его людей, некому было остановить ее здесь.

 ...Из одиннадцати - двое раненых у меня: Чекин и Свешников,- упрямо продолжал о своем Щукин.- Смех и слезы смотреть, товарищ командир: один заряжает, другой стреляет... В третьем взводе бойцов не больше, чем у меня...

«Мы все до одного ляжем, если тоже не отойдем»,-было за его словами.

Павел, пораженный внезапной мыслью, опять промолчал: судьба всех этих людей - Чекина и Свешникова, Бокова с его сумасшедшей любовью и Охотникова с его юной удалью, пулеметчика Анисимова - шахтера и связного Игнатьева - театрального машиниста, политрука Елисеева и взводного командира Щукина - решалась сейчас, сию минуту. И от того, останутся ли они здесь, на холмах, окруженных врагами, или отступят, как другие, зависело, жить им или умереть...

В самом деле, стоило Павлу сказать два слова: «Приказываю отходить...», и они будут пощажены, а его такая же краткая команда «Стоять на месте...» означала для них гибель. Все существо Павла - доброе и привязчивое - напряглось в это мгновение. И он физически - кровь прихлынула к его сердцу, оно глухо застучало - почувствовал тяжесть бремени командирского, единоличного, окончательного, неумолимого решения... Думать о себе самом у Павла не было уже ни времени, ни душевных сил. Придвинувшись к Щукину вплотную, он сказал сдавленным голосом:

- Одними танками сволочи ничего не сделают... А пехота их не пройдет, пока мы стреляем...

Щукин, взметнув длинными ресницами, жалобно взглянул на Павла.

- Боезапас у меня на исходе... По полсотне патронов на стрелка не наберется,- со страстной тоской возразил он.

И в том, как это было сказано, Павлу послышалось:

«Почему все-таки мы, а не другие? Почему мы? Несправедливо, товарищ командир!»

- Полсотни патронов - большое дело... И гранаты у нас есть... Возьми себе, Женя, два ящика...-начал Павел... И, не сдержавшись, охваченный злостью и на Щукина, и на себя, и на обстоятельства, вынуждавшие его к жестокости, выкрикнул ;

А побежишь - застрелю на месте! Учти!

Ему показалось, что это вырвалось не у него, а у кого-то другого... Он вспомнил своего первого командира - строгого чернобрового лейтенанта, от которого сам услышал такую же угрозу.

И ему стало несколько спокойнее, точно лейтенант вернулся в роту и вновь принял командование.

Щукин, изумившись, молча попятился...

Игнатьев, быстро к Анисимову! Цель - номер два с рассеиванием влево...

Только после этого он посмотрел пристально на Охотникова и судорожно вдруг всхлипнул - ему вспомнилась просьба Щукина об отходе. Щукин, у которого в схватке была поцарапана осколком шея, повернулся к нему всем корпусом - казалось, он хотел что то сказать. Но, поймав выражение расширившихся, страдающих, бешеных глаз Павла, отвел свои в сторону...

Клисеон привстал, держа в руках пачку бумаг, взятых у Охотникова: помятые листки писем, комсомольский билет, школьную тетрадку с портретом Пушкина на розовой обложке... Политрук участвовал здесь в бою, стрелял из автомата, шапку свою он потерял, и в его спутанных полуседых волосах застряли земляные крошки. Задыхаясь, он проговорил:

- Все должны знать в полку, все! Эту атаку отбили Боков и Охотников.

- У Коли была противотанковая образца сорокового года,- отозвался Боков, перекладывая из патронной сумки Охотникова к себе в карман патроны.- Он гранату в самую фашистскую свору метнул. В тот момент его и ужалило...

Смуглые щеки Охотникова и лоб лишь слегка посветлели, веки были неплотно сомкнуты, и, казалось, он прислушивался как бы сквозь дремоту к тому, что говорилось о нем.

Павлу захотелось позвать его, разбудить, и, спохватившись, он отвернулся... Солнце стояло уже в пените, и с холодной, небывалой яркостью пылали белые беспредельные поля, возвышенности, рощи, заваленные снегом. Поближе, шагах в двадцати перед окопчиком, где сражались Охотников и Боков, громоздились кучи черного шинельного тряпья, торчали сапоги с надетыми на них войлочными галошами, высовывались головы в пилотках с толстыми бортами, опущенными на уши...

 Кто-то из немцев носил очки - целехонькие, в роговой оправе, они валялись там же, на снегу. А еще ближе, на глинистых глыбах, извергнутых на поверхность, тронутых морозом, вспыхивали и лучились радужные, желтые, зеленые, синие негреющие огоньки.

- Фашистов, что наутек кинулись, я из винтовки достал,- продолжал Боков.- Теперь у меня сорок девять их набралось - ни больше ни меньше. Не скажу, чтоб полностью расчелся, сальдо подождем выводить.

Он был удивительно спокоен, точно нечувствителен ко всему, кроме солнечных лучей, бивших в глаза, от них он заслонялся локтем...

- Спасибо, Ваня! Я же знал, что ты...- хрипло крикнул Павел.- Я тебе верил...

В эту минуту он простил Бокову его прегрешение, он восхищался им, вновь его любил. Но тот как будто ничего не услышал, опорожнив патронную сумку убитого товарища, Боков громко сказал:

- Коля на меня не обидится, доволен будет...

Над их головами ударил из блиндажа пулемет Анисимова, затем совсем близко раздался невыносимый стеклянный перс-звон танковых пушек, покрывший все другие звуки. И Павел кинул последний торопливый взгляд на тело Охотникова, распростертое на спекшейся в огне, стальной земле.

Очередная атака немецкой пехоты была предупреждена, и тотчас же новая опасность возникла на другом фланге ротной позиции. Там, со стороны железной дороги, атаковали танки: четыре машины появились из-за разрушенного виадука, стреляя на ходу. Их встретили бойцы второго и третьего взводов, сведенные Павлом в одну группу, которой командовал сержант Синельников. И головная немецкая машина, подожженная горючей смесью, осталась стоять в луже растаявшего снега, а вторая  подорвалась на мине; уцелевшие танки повернули назад и ушли с такой же стремительностью, с какой ринулись в атаку. Но Павел потерял здесь еще трех человек: сержанта Синельникова, отделенного командира Ивлева и связного Игнатьева. Он сам отнес своего связного, раненного в грудь навылет, на обратный скат холма, положил у входа в санитарную землянку на истоптанный, испещренный алыми пятнами снег и вернулся на командный пункт...

Бой достиг уже той степени ожесточения, когда ни свои, ни чужие страдания не способны поколебать солдата... И люди, оставаясь все теми же смертными существами, с хрупкой плотью, легко разрушаемой крохотным кусочком металла, как бы пренебрегали этим... Все же Павел понимал, что долго так продолжаться не могло - его рота таяла, слабела, а связи с полком, с соседними подразделениями по-прежнему не было. Неприятель, точно обезумев от потерь, вновь и вновь наносил удары, сам обливаясь кровью, но удваивая усилия. И это становилось похоже на борьбу с фантастическим чудовищем, у которого на месте одной отрубленной головы немедленно вырастали две новые...

Больше всего Павел жаждал теперь прихода ночи - только она, казалось, могла прервать этот бесконечный бой... Но неторопливое время совсем остановилось для него после полудня. И с незапамятной - чудилось ему - поры видел он это голубое, ясное без единого облачка небо над собой и режущий глаза металлический блеск на остриях штыков, белесый пар, валивший от раскаленных - так, что не прикоснуться,- пулеметных стволов, и алый подтаявший снег, будто изрешеченный пролившейся кровью.

18 мар 2010, 10:02
Информация
Комментировать статьи на сайте возможно только в течении 100 дней со дня публикации.