Рассказ Воробьева о ВОВ. Убиты под Москвой
Убиты под Москвой
То было первое боевое распоряжение Алексея, и хотя этого совсем не требовалось, он побежал по окопу, отрывисто выкрикивая команду и вглядываясь в курсантов испытывают ли они при нем то облегчающее чувство безотчетной надежды, которое сам он ощущал от присутствия здесь старшего? сразу же после его команды курсанты пружинисто садились на корточки спиной к внешней стороне окопа, зажав между коленями винтовки, и, встречаясь с его взглядом, каждый улыбался растерянно-смущенно, одними углами губ - точь-в-точь как это только что проделал Алексей под взглядом политрука.
Мины падали теперь уже в нескольких шагах от окопа. Они взрывались, едва коснувшись земли, образуя круглые грязные логовца, и ни один осколок, казалось, не залетал в окоп вслепую, дуром,-до того как удариться в бруствер или стенку, он какое-то время фурчал и кружился вверху, будто прилаживался, куда сесть. Пробегая по окопу под гнетущим излетным воем мин, Алексей каждую из них считал «своей» и инстинктивно держался поближе к той стене, в которую вжались курсанты. «Сейчас в меня... В меня! В меня!» Он знал, а может, только хотел того,-что каждый курсант испытывает то же самое, и это неразделимо-прочно роднило его с ними.
На стыке окопа и хода сообщения к кладбищу Алексей затормозил бег, оглядев узкий извилистый паз хода. По нему и еще по тем двум, что уходили к церкви и коровнику, взвод мог одним рывком пересдам, приближающийся к окопу минный вал. «Надо туда! Скорее туда!» Кто не было решением. Это походило на внезапное открытие, когда в душу человека нежданно врывается что-то радостно большое, живое и победное. Жарким, никогда собой не слыханным голосом Алексей пропел:
- Взво-о-од! Поодиночке е...
Курсанты начали привставать, выбрасывая перед собой винтовки и неизвестно к чему готовясь, и голосом уже иным - резким и испуганно-злым Алексей крикнул: «Отставить!» - и побежал назад, к политруку, почти не наклоняясь и работая локтями, как бегал только в детстве. «Я скажу, что это не отступление! Мы же сразу вернемся, как только... Это ж не отступление, разве он не поймет?»
Но Алексей убеждал не политрука, а себя. Он твердо знал, что без приказа сверху Анисимов не разрешит оставить линию обороны. «Он подумает, что я... трус! Да-да! А если я уведу взвод без него, меня тогда...»
Впереди увязающе-глухо, не по-своему, треснула мина, и в грудь Алексея упруго двинул горячий ком воздуха. Он упал на колени, и сразу же его поднял тягучий, в испуге и боли крик:
- Я-ястре-ебо-ов!
Он побежал на голос, необыкновенно ясно видя и навсегда запоминая нелепо скорчившиеся фигурки курсантов, и когда сзади с длинным сыпучим шумом обрушился окоп, а его медленно приподняло и опустило, он еще в воздухе, в лете, увидал на дне окопа огромные глаза Анисимова и его гипсово-белые руки, зажавшие пучки соломы.
- Отре-ежь... Ну, пожалуйста, отрежь...- Анисимов ныл на одной протяжной ноте и на руках подвигался к Алексею, запрокинув непокрытую голову. Первое, что осознал Алексей, это нежелание знать смысл того страшного, о чем просил Анисимов, но он тут же почему-то подумал, что отрезать у него нужно полы шинели - они всегда мешают ползти... Он вскочил на четвереньки и заглянул в ноги Анисимова - на мокрой, полуоторванной поле шинели там волочился глянцево-сизый клубящийся моток чего-то живого... Это «они»...- понял Алексей, даже в уме не называя своим именем то, что увидел. Он также почему-то не мог уже назвать Анисимова ни по фамилии, ни по чину и, преодолевая судорожный приступ тошноты, закричал, отворачивая глаза:
- Подожди тут! Подожди тут! Я сейчас...
Он бросился по окопу, не зная, куда бежит и что должен сделать, и тогда же окоп накрыло сразу несколькими минами. Еще до того, как упасть, Алексей с ужасом отметил, что ему никто не встретился из курсантов. Увидав нишу, он пополз к ней, выкрикивая шепотом:
- Я сейчас!.. Сейчас!..
- Его надо отнести к санинструктору... И политрука тоже... Я пойду сам. А те трое пускай самостоятельно идут.
- Куда теперь, товарищ лейтенант?
Курсанты выкрикнули это удивительно похожими голосами и разом. Алексей махнул рукой в сторону осин, и они побежали, волоча по земле ношу. Она шарахалась из стороны в сторону и шумела, и за ней стлался черный зигзагообразный след, и Алексей бежал по его обочине, зачем то ступая на носки сапог. Стволы осин у сепараторного пункта светились белыми ранами. На крыльце валялись ветви и крошено стекла.
- Кладите туда, и за мной! приказал Алексей и побежал назад - в окоп влекло, как в родной горящий дом.
Еще издали, часто припадая к земле, он слышал в паузах между взрывами беспорядочную ружейную стрельбу в своем взводе. «Что там такое? Неужели атака?» Он взглянул на ров, но поле оставалось пустынно дымным. «Куда они стреляют? В небо?»
Но курсанты били не вверх, а по горизонту.
- Прекрати-ить! Прекрлти-ить! - на бегу закричал Алексей. Помощник с лету подхватил команду, но сам выстрелил еще дважды.
Все повторялось с прежней расчетливой методичностью, огневой вал медленно катился ко рву. «Как только подойдет к улице, так мы... Я первым или последним? Наверно, надо первым... это же все равно что при атаке... А может, последним? Как при временном отступлении?..» Алексей загодя набрал в легкие воздух, и когда разрывы взметнулись на улице и сердце подпрыгнуло к горлу и затрепыхалось там, он снова не своим голо-7 сом, но уже до конца скомандовал взводу поодиночный побег из
смерти... Он бежал последним по ходу сообщения к церкви и все время видел два полукруга желтых, до блеска сточенных гвоздей на каблуках чьих-то сапог - они будто совсем не касались земли и взлетали выше зада бегущего. Он так и не понял, когда курсанты успели закурить и присесть на корточки за церковью. И не узнал, кто бежал впереди. И не догадался, что это не икота, а загнанный куда-то в глубь живота ненужный слезный крик мешает ему что-нибудь сказать курсантам...
Алексей тоже закурил торопливо и молча протянутую кем-то папиросу. Спичку зажег прибежавший откуда-то помощник. Он выждал, пока Алексей затянулся, и проговорил все разом, без запинки:
- За коровником - бывший погреб, а может, другое что... ямка такая - под яблоней - они все там шестеро... Четверо допрежь раненных и двое, что я послал...
- Ну?
- Всех. Прямым. У Грекова полголовы, у Мирошника...
«Я не пойду... Не пойду! Зачем я там нужен? Пусть будет так... без меня. Ну что я теперь им...» Но он поглядел на курсантов и понял, что должен идти туда и все видеть. Все видеть, что уже есть и что еще будет...
До часу дня, когда наступило затишье, взвод четырежды благополучно бегал в свой тыл и возвращался в окон.
- Попьют кофе и опять начнут, - сказал помкомвзвода, глядя через поле. Алексей промолчал.
- Я говорю, опять начнут! - повторил помощник.
- Ну и что? - отозвался Алексей, тоже вглядываясь через ров в невидимое селение.
- Что же мы, так и будем мотаться туда-сюда?
- А ты думал как? И будешь! Один ты, что ли, мотаешься?
- В том-то и дело, что не один. В одиночку я согласен бегать тут хоть до победы. Лишь бы... Может, выбить его оттудова?
- Хреном ты его выбьешь? - бешено спросил Алексей.- Я, товарищ Будько, не прячу в кармане гаубичную батарею, ясно?
- У нас бронебойно-зажигательные патроны есть,- все тем же ровным, уныло-обиженным тоном сказал Будько и губы сложил трубочкой.
- Ты что, ополченец или будущий командир? Тут же верных четыре километра!
- А пуля летит семь!
- Ну вот что. Иди на свое место. Нашелся тут маршал... Давай вон лучше окоп исправлять, ясно? И выдели мне постоянного связного. Надо ж доложить капитану о политруке... А то подкинули во второй взвод и помалкиваем. Давай быстрей!
Будько пошел по окопу, но сразу же вернулся и, не глядя на Алексея, угрюмо спросил:
- Командира второго отделения Гвозденку хотите в связные? Ему как раз каску просадило...
- Так что? - удивился Алексей.
- Ничего. Волосья на макушке начисто сбрило. Голова у него трусится...
- Он же, наверно, контужен!
- Да не-е. Это у него от переживаний. Смеется там братва над ним.
Боевое донесение капитану Рюмину Алексей составил по всем правилам, четко выписав в конце листка число, часы и минуты. Гвозденко понес его бегом, а во взвод тут же явился с большой парусиновой сумкой ротный санинструктор. Он сообщил, что в третьем, нервом и втором взводах ранено восемь человек.
- А у вас богато?
- Убиты шестеро курсантов и политрук,- вызывающе ответил Алексей. - Раненых нет!
- Ага. Ну, значит, мне у вас нечего делать, - обрадовался санинструктор.- Я побегу. Сейчас, наверно, будем отправлять раненых...
Утробный гул, что временами доносился с утра еще откуда-то справа, теперь разросся по всему тылу, и его вибрирующее напряжение Алексей не только слышал, но и ощущал грудью. «Танки накапливаются. КБ, может. Этих нам достаточно будет и четырех штук. Мы бы рванули тогда вперед километров на двадцать! Мы бы «их» пошшупали!..»
Он так и подумал: «Пошшупали» - повторил это слово вслух.
