Тельпугов В.: красный камень
Московский завод «Факел революции» бросил якоря возле Анись-ева, крохотного волжского городка. Под дождем, перемешавшимся со снегом, разгружали с барж заржавевшие в дороге станки. Торопились: до того, как стукнут морозы, надо было успеть обосноваться на новом месте. Развертывать производство предстояло в помещении сгоревшего перед самой войной железнодорожного депо, жить - в землянках, которые, кстати, еще надо было выкопать.
А фронт уже ждал продукции «Факела». И не когда-нибудь-немедленно, «вчера», как сказал директор Шишмарев на митинге, собранном^прямо тут, возле барж, на берегу почерневшей Волги.
Колобков проработал на заводе токарем больше тридцати лет, обо всем у него здесь болело сердце. Наверно, поэтому старик и набил самым первым кровавые мозоли на руках во время такелажного штурма. Впрочем, «старик» говорилось в шутку. В расход его никто не списывал, хотя года, конечно, бежали.
Как кадровому токарю Колобкову предложили койку в халупке у кого-то из местных жителей, но Степаныч наотрез отказался. «У нас вон баб сколько! А детей? Да и из мужиков не всяк сможет в землянке - только тот, кто двадцатые не забыл».
Вместе с другими Колобков после смены шуровал лопатой, подбадривал молодых, показывал, как надо рыть, чтобы было не глубоко - не мелко, как складывать печку, чтоб грела и поменьше дымила.
Ну а в цехе, там и подавно пример с Колобкова брали. Его самоточка начала шевелить шестернями чуть ли не в тот час, когда ее чугунная станина с рук уставших людей опустилась на земляной пол.
Нормальная работа завода, однако, налаживалась трудно. То того не хватало, то этого - эвакуировались под бомбами, многого просто не успели взять. Мягкая сталь «серебрянка», например, которой всегда было завались, стала вдруг на вес золота. И с другими материалами было плохо. Дров и тех не хватало - кругом степь. И в цехах морозилка, и в столовой. Одним словом, куда ни кинь - все клин, да еще какой!
Но клин, как известно, клином вышибают, это Колобков не из пословицы знал. Давно, еще с революции, усвоил и не уставал повторять:
- Вы того, ребята, дружней. И главное - клином, клином! В нем крепость большая, ежели вдуматься. А она нам, матушка, вот как нужна!
Скоро заводские заметили, что возле Колобкова не так тяжко переносить любое лихо. Что ни случится, какая морока у кого ни стрясется - со всем к Степанычу. Каждого выручит, каждому подсобит.
Но однажды сам Колобков стал в тупик. На складе не оказалось камней для доводки режущих инструментов. То ли забыли в Москве при погрузке, то ли в пути потеряли. К Колобкову, счастливому обладателю небольшого бруска, стали бегать со всего завода - кто с резцом, кто с фрезой, кто с шабром. Крепкий был брусочек, шведский, а все равно таял на глазах. Наступил час, Степан Федорович заворчал, заругался:
- Все! Кончилась «Швеция», измылилась. Была и вышла...
С того дня Колобкова как подменили. Злющий сделался, раздражительный. Брусок исчез с его тумбочки и больше не появлялся.
Жадничает Степаныч, решили в цехе, свой-то резец небось втихомолку потачивает. Раньше такого не водилось за стариком.
