Виктор Пелевин "Числа"

Идея заключить с семеркой пакт созрела у Степы Михайлова тогда, когда он начинал понемногу чи­тать и задумываться о различиях между полами. Пер­вые формы этого альянса были примитивными. Сте­па рисовал семерки разного вида на разные случаи жизни. Например, большая и пустотелая, во всю страницу, защищала от тех ребят, которые были стар­ше и сильнее. Четыре заостренные семерки, распо­ложенные по углам листа, должны были остановить буйных соседей по палате, которые имели привычку подкрадываться во время тихого часа, чтобы ударить подушкой по голове или положить прямо перед но­сом какую-нибудь гадость. Однако несколько досад­ных происшествий, от которых семерки должны бы­ли защитить, показали, что этот метод не подходит.

 

Степа решил, что семерка в единственном числе обладает недостаточной силой, и принялся покры­вать крошечными синими уголками страницу за страницей, чувствуя себя завоевателем, набирающим армию для покорения мира. Но армия, как быстро выяснилось, не желала сражаться. Синяки, полученные Степой в летнем лагере после того, как семерка­ми было исписано ровно семь тетрадей, показали это с полной убедительностью.

 

 Бродя после уроков по тихим подмосковным ро­щам и полным сокровищ свалкам, Степа размышлял об этом, пока не понял, в чем дело. Почему-то он с самого начала решил, что семерка в курсе всех его планов. Казалось само собой разумеющимся, что она узнает о его мыслях в тот момент, когда они появля­ются у него в голове. А между тем сколько было в ми­ре таких, как он! Степа догадался, что ему следует ка­ким-то образом обратить на себя внимание семерки, сделать так, чтобы она узнала о союзе, который он хочет заключить, и выделила его из толпы. На уроках в школе рассказывали, что в древние времена люди, которые хотели воззвать к богам, при­носили им жертвы.

 

 Семерка, возможно, не была та­ким же богом, как Зевс или Аполлон, но явно обита­ла в надчеловеческом измерении. Поэтому забытая технология могла сработать. Степа знал, что древним богам приносили в жерт­ву быков, сжигая их на костре. Несколько недель он всерьез обдумывал ритуальный поджог одного из ко­ровников в совхозе, который располагался неподале­ку от их дачи. Были заготовлены бутылка с бензином и длинные полоски резины, которые предполагалось использовать в качестве бикфордова шнура.

 

 В по­следний момент Степа передумал. Все-таки это было слишком масштабным проектом. Но бензин не пропал. Степа стянул из дома семь банок говяжьей тушенки — это были военного вида жестяные цилиндры с похожей на фотографию со старой могилы бычьей мордой в овале. Такое количе­ство продукта потребовало большого костра, и он об­жег руку, но в целом ритуал, который он провел в ле­су неподалеку от дома, прошел гладко. Вонь горелого мяса напомнила ему о чем-то таин­ственном и давно забытом (даже пришло в голову странное словосочетание — «гиена огненная»).

 

Это переживание было слишком мимолетным для анали­за — так, галлюцинация памяти, тень мысли о чем-то таком, чего с ним совершенно точно никогда не про­исходило. Тем не менее именно это странное полу­воспоминание открыло ему глаза на его ошибку.

 

В чем был смысл жертвоприношения? Небу пред­лагалось то, чем оно наделяло, — жизнь, душа. А се­роватая говядина из стратегических запасов СССР была просто упаковкой, оставшейся от давно разве­янной жизненной силы — точно так же, как жестя­ные банки были упаковкой от сгоревшего мяса. При­нести мертвую материю в жертву духу было все равно что подарить на день рождения пустую коробку от конфет. Доски старого забора, из которых он разло­жил костер, и то подходили лучше, потому что на них кое-где росла живая плесень.