Сочинение "Проблема национального характера в одном из произведений современной русской литературы (Ф.А. Искандер. «Сандро из Чегема»)"

Читательское признание Ф. Искандер получил благодаря ряду сатирических повестей и рассказов, и прежде всего большому циклу произведений под общим названием «Сандро из Чегема».

 

[sms]Произведениям Искандера свойственны терпкий юмор, язвительная сатира, тонкая лирика и высокая романтика. Но одновременно в них сильны философские и даже трагичес­кие тона — герои Искандера многонациональны (греки, аб­хазцы, русские, татары...), все чаще посещают их горькие раздумья: а правильно ли прожита жизнь, все ли сделано для того, чтобы встретить последний час достойно? И порой на эти вопросы чрезвычайно трудно найти ответ...

 

Все рассказы в цикле «Сандро из Чегема» связаны друг с другом, они как бы проникают один в другой, продолжая глав­ную мысль — люди разные, но они обязаны оставаться людь­ми в любых обстоятельствах. Вот, к примеру, рассказ «Дет­ский сад». Во дворе детского сада росла груша. Время от времени с дерева падали перезревшие плоды. Их подбирали дети и тут же поедали. Как-то раз один мальчик подобрал особенно большую и красивую грушу. Он хотел ее съесть, но воспитательница отобрала у него грушу и сказала, что она пойдет на общий обеденный компот. После некоторых коле­баний мальчик утешился этим.

 

Выходя из детского сада, мальчик увидел воспитательни­цу. Она тоже шла домой. В руке она держала сетку. В сетке лежала его груша. Мальчик побежал, потому что ему стыдно было встретиться глазами с воспитательницей.

 

 Автор считал эту историю достаточно грустной и вернулся к ней в другом рассказе: «Начало». Происходит разговор с читателем, который нашел юмор в ситуации с грушей совсем не в том, что имел в виду писатель.

 

«— Так что же вас так рассмешило? — спросил я у него.

 

Он снова затрясся, на этот раз от беззвучного смеха, и махнул рукой — дескать, хватит меня разыгрывать.

 

 — Все-таки я не понимаю, — настаивал я.

— Неужели? — спросил он и слегка выпучил свои и без того достаточно выпуклые глаза.

— В самом деле, — говорю я.

 — Так если воспитательница берет грушу домрй, пред­ставляете, что берет директор детского сада?! — почти вык­рикнул он и снова расхохотался.

— При чем тут директор? О нем в рассказе ни слова не говорится, — возразил я.

— Потому и смешно, что не говорится, а подразумевает­ся, — сказал он и как-то странно посмотрел на меня своими выпуклыми, недоумевающими глазами.

 

Он стал объяснять, в каких случаях бывает смешно прямо сказать о чем-то, а в каких случаях прямо говорить не смеш­но. Здесь именно такой случай, сказал он, потому что чита­тель по разнице в должности догадывается, сколько берет директор, потому что при этом отталкивается от груши воспи­тательницы.

 

— Выходит, директор берет арбуз, если воспитательница берет грушу? — спросил я.

— Да нет, — сказал он и махнул рукой. Разговор перешел на посторонние предметы, но я все время чувствовал, что заронил в его душу какие-то сомнения...»

 

В рассказах Искандера участвуют люди разных наци­ональностей. Но никогда не возникает национальной вражды между этими людьми, так как они друг друга уважают.

 

Даже Москва в изображении писателя доброжелательна и вовсе не «бьет с носка», а «слезам верит»: «Москвичи обра­довали меня своей добротой и наивностью. Как потом выяс­нилось, я им тоже показался наивным. Поэтому мы легко и быстро сошлись характерами. Людям нравятся наивные люди. Наивные люди дают нам возможность перенести оборони­тельные сооружения, направленные против них, на более опас­ные участки. За это мы испытываем к ним фортификацион­ную благодарность».

 

Но Искандер изменил бы себе, своему стилю, если бы не добавил к этому описанию москвичей небольшую шпильку: «Единственная особенность москвичей, которая до сих пор осталась мной не разгаданной, — это их постоянный, таин­ственный интерес к погоде. Бывало, сидишь у знакомых за чаем, слушаешь уютные московские разговоры, тикают стен­ные часы, лопочет репродуктор, но его никто не слушает, хотя почему-то и не выключают.

 

— Тише! — встряхивается вдруг кто-нибудь и подымает голову к репродуктору. — Погоду передают.

 

Все, затаив дыхание, слушают передачу, чтобы на следую­щий день уличить ее в неточности. В первое время, услышав это тревожное: «Тише!», я вздрагивал, думая, что начинается война или еще что-нибудь не менее катастрофическое. Потом я думал, что все ждут какой-то особенной, неслыханной по своей приятности погоды. Потом я заметил, что неслыханной по своей приятности погоды как будто бы тоже не ждут. Так в чем же дело?»

 

 Пронизанные добротой и симпатией к людям рассказы Искандера призывают людей к дружбе, отрицают любую при­чину национальной вражды, приводят примеры единства. Он сравнивает человеское общество с парком, цветущим садом, где мирно и радостно растут разные деревья, кустарники, травы и цветы.

 

А о своем писательском стиле он сообщает в присущей ему парадоксальной манере:

«Смешное обладает одним, может быть, скромным, но бесспорным достоинством: оно всегда правдиво. Более того, смешное потому и смешно, что оно правдиво. Иначе го­воря, не все правдивое смешно, но все смешное прав­диво».

 

Сочинение хочется закончить отрывком из статьи Исканде­ра о нравственных потерях нынешнего века: «Национализм — это когда свинья чешется о другую свинью».

 

«Сейчас общепризнанно, что двадцатый век оказался са­мым трагическим в истории человечества. Он оказался не только самым трагическим, но и самым позорным. Я уже об этом говорил, но придется кое-что повторить. ...Математи­чески ясно, что человечество постепенно дичает, хотя ог­ромные технические достижения двадцатого века маскиру­ют одичание душ.

 

 Более того, эти одичавшие люди создают.свою мас-скуль-туру, лишенную этического начала, которая угодна одичав­шим людям и еще более способствует их одичанию. Милли­оны бывших неграмотных людей стали полуграмотными и втя­нуты в политическую жизнь. Неграмотный человек прежних времен нравственно выше сегодняшних полуграмотных лю­дей, которыми в наш век ловко манипулировали политики. ...Национализм, заметно усилившийся в двадцатом веке, тоже результат одичания человеческих масс. Национализм — это когда свинья, вместо того чтобы чесаться о забор, чешется о другую свинью.

 

...Все правительства мира должны найти в себе силу бла­городства ограничить свое честолюбие, чтобы привлечь к ду­ховному управлению государством людей с наибольшим нрав­ственным авторитетом в своей стране...

 

Развитие человечества никогда не было прямой линией. В двадцатом веке мы несколько раз опускались до людоед­ства: Сталин, Гитлер, Мао, Пол Пот и так далее. Почему бы нам не возвратиться к власти нравственных авторитетов?» [/sms]