Cочинение "Стихотворение Н.А. Заболоцкого «Гроза идет»."

Тема грозы часто встречается в творчестве Заболоцкого. Каждый поэт ищет свои аллегории. У Пушкина потомки ассо­циируются с молодыми побегами сосен: «Здравствуй, племя младое, незнакомое». Тютчев свою тревогу передает через описание волнения морского: «Зыбь ты великая, зыбь ты мор­ская, чей это праздник так празднуешь ты?..» Есенин воспри­нимает старую деревню через избу: «Изба-старуха челюстью порога жует пахучий мякиш тишины».

 

[sms]У Заболоцкого гроза не простая. Она, как жизнь, ловит его и бьет:

 

Сколько раз она меня ловила,

Сколько раз, сверкая серебром,

Сломанными молниями била,

Каменный выкатывала гром!

 

 Не всегда поэт уверенно вступает в схватку с невзгодами. Иногда неуверенность вынуждает его остановиться, оглянуть­ся: «Сколько раз, ее увидев в поле, замедлял я робкие шаги...» Но и остановки не спасают дерзкого поэта от поли­тических репрессий. Тут он сравнивает себя с могучим кед­ром: «Вот он — кедр у нашего балкона. Надвое громами расщеплен...» Но если дерево уже мертво, то человек спо­собен на борьбу: «Почему же, надвое расколот, я, как ты, не умер у крыльца, и в душе все тот же лютый голод, и любовь, и песни до конца!»

 

Ответ на этот вопрос есть у Пушкина:

 

 И Бога глас ко мне воззвал:

«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

 Исполнись волею моей

 И, обходя моря и земли,

 Глаголом жги сердца людей».

 

Может ли поэт стать пророком, обладая, кроме поэтичес­кого таланта, только знанием и мудростью? Нет, ибо трепет­ное человеческое сердце способно подвергаться сомнению, оно может сжиматься от страха или боли и тем самым поме­шать человеку выполнить великую и благородную миссию. Поэтому серафим совершает последнее и самое жестокое действие, вложив в рассеченную грудь поэта «угль, пылаю­щий огнем». Символично, что только теперь пророк слышит глас Всевышнего, дающего ему цель и смысл жизни.

 

Пушкин подробно и детально останавливается на том, как происходит перерождение героя в пророка, какой жестокой ценой он приобретает качества, необходимые истинному по­эту. Он должен видеть и слышать то, что недоступно зрению и слуху обыкновенных людей.

 

У Заболоцкого функции серафима выполняет гроза, кото-Рая в процессе всего творчества, стремления поэта ввысь («Я, как ты, ворвался в высоту, но меня лишь молнии встречали и огнем сжигали на лету») пытала его и терзала, и в конечном итоге закалила, как закаливают сталь. Не зря же Заболоцкий уверен, что:

 

Соединив безумие с умом,

Среди пустынных смыслов мы построим дом —

Училище миров, неведомых доселе.

Поэзия есть мысль, устроенная в теле.

 

А как же иначе! Ведь в его «душе все тот же лютый голод, и любовь, и песни до конца!». [/sms]