Сочинение"Водевиль А.П. Чехова"

Чехов-драматург не только автор больших пьес, но и непревзой­денный мастер малых форм, водевилей. «Из меня водевильные сю­жеты прут как нефть из бакинских недр», — говорил он в одном из писем. К тому времени уже были написаны «О вреде табака», «Мед­ведь», «Предложение». За ними последовали «Трагик поневоле», «Свадьба», «Юбилей».

 

[sms]Водевили — не отдельная часть наследия Чехова-драматурга. Можно сказать, что и большие и малые его пьесы принадлежат к одной целостной и неразрывной трагикомической стихии. Здесь, в малых жанрах, мы тоже встречаемся с некими общими особенностя­ми его сценического творчества.

 

«Медведь» — единственный водевиль, где все кончается благо­получно. Помещик Смирнов и «вдовушка с ямочками на щеках» Еле­на Ивановна Попова после ссоры, скандала, даже попытки стрелять­ся неожиданно кончают «продолжительным поцелуем». Но уже ге­рои «Предложения» как будто говорят на разных языках. Они не через недоразумение приходят к любви, а наоборот: хотят объяс­ниться, но кончают полнейшим разнобоем. Герои «Свадьбы» и вовсе как будто не обмениваются словами, а скорее отгораживаются ими друг от друга. Задуманная так торжественно «свадьба с генералом» завершается полнейшим скандалом, конфузом и безобразием.

 

Но, может быть, ярче и комичнее всего проведен чеховский прин­цип неосуществленного действия в водевиле «Юбилей». Директор банка, предприимчивый и самодовольный делец Шипучин задумал пышно отпраздновать пятнадцатилетие вверенного ему учреждения. Кажется, он предусмотрел все: бухгалтер Хирин пишет для него и за него доклад. Шипучин сочинил поздравительный адрес самому себе, который будут читать сослуживцы. Купил серебряный жбан, кото­рый они ему подарят. Продумано все, вплоть до малейшей мелочи. Но весь ход водевильного действия состоит в том, что стройный шипучинский план рушится. Директор больше всего заботится о, как он выражается, «ансамбле» на предстоящем празднике. Но весь этот «ансамбль» разрушается от грубого поведения бухгалтера, от нео­жиданно врывающейся жены Шипучина, от «беззащитной» госпожи Мерчуткиной — она допекает и доводит Шипучина до беспамятства делом, которое и вовсе «неотсюда». И за всем этим каскадом недо­разумений, неурядиц, срывов подспудно ощущается мысль автора о бессмысленности, пошлости маленьких людей с их фальшивыми про­жектами, затеями, претензиями.

 

В чеховской записной книжке есть заметка: «Тогда человек ста­нет лучше...» Это определение, как всегда у Чехова краткое, вводит нас в самую атмосферу его духовных и художнических исканий. Яв­ственно звучит здесь вера в то, что человек может измениться, спо­собен к нравственному пробуждению. Чехов противостоял тем лите­ратурным современникам, которые на все лады расписывали извеч­но дурные, порочные свойства человеческой души, видели в ней одни лишь звериные, жестокие начала.

 

Чеховская вера в человека не отрывается от правды: читатель дол­жен увидеть себя в литературе таким, «каков он есть». Иначе говоря, не выдуманным, не сочиненным, не поставленным на ходули или еще какие-нибудь искусственные подпорки. Художник призван «показать» человеку, каков он есть. Это слово тоже весьма характерно. Чехов убежден, что подлинному писателю противопоказано навязчивое ком­ментирование поступков своих героев. Он должен убеждать читателя и зрителя не рассуждениями, не декларациями, не уговариванием, но правдивым изображением, «показом» героев. Вот как много скрыто в чеховской заметке, состоящей из одной короткой фразы. Воедино слиты в ней вера в человека и художественная правда.

 

Чехов больше всего боялся односторонности и заданности в изоб­ражении характеров. «Современные драматурги, — писал он брату, — начиняют свои пьесы исключительно ангелами, подлецами и шутами — пойди-ка найди сии элементы во всей России! Найти-то найдешь, да не в таких крайних видах, какие нужны драматургам».

 

 Вот против этих «крайних видов», против умозрительного выс­ветления или, наоборот, неоправданного очернения героев последо­вательно выступал Чехов. Изображенные им характеры правдивы, а потому неисчерпаемы.[/sms]