Сочинение"Этический аспект творчества Н.С. Лескова"

В рассказе «Тупейный художник» не случайно сопоставляются два необычных художника, и развитие сюжета предваряется рассуж­дениями повествователя о самом понятии «художник». «У нас мно­гие думают, что «художники» — это только живописцы да скульпто­ры, и то такие, которые удостоены этого звания академиею, а других не хотят и почитать за художников... У других людей не так...» — с этого полемического захода начинается первая главка рассказа.

 

[sms]И дальше повествователь приводит несколько примеров, которые ил­люстрируют, как именно понимают это слово «другие».

 

 Русский «тупейный художник» Аркадий, всматриваясь в живое, неповторимое лицо, находит в нем всякий раз «новое воображе­ние». Придавая благородство и важность звероподобному графу-крепостнику, Аркадий не лжет своим искусством, а как бы высво­бождает то подспудное доброе начало, которое таится в любом че­ловеке, даже самом ничтожном и самом жестоком. Высшая одарен­ность, по Лескову, именно в чистоте нравственного чувства, в человечности.

 

Стоит внимательно перечитать рассказ, чтобы убедиться, как многоступенчата повествовательная манера в «Тупейном художни­ке», как сложно переплетаются в ней разные времена. События, со­ставляющие сюжетную основу рассказа, воспроизводятся семидеся­тилетней старухой, а произошли они в ее далекой теперь молодости. В свою очередь, повествователь уже зрелым человеком делится с читателями собственными воспоминаниями детских лет. Бывшая кре­постная актриса была его няней. Так в «Тупейном художнике» воз­никает живое единство времен. Рождающиеся в этом общении взаи­мопонимание и сочувствие между няней и мальчиком укрепляют связь людей, не дают распасться цепи поколений. Прошлое органично при­сутствует в лесковских героях и обнаруживает свою неиссякаемую значимость для настоящего. 

 

Слова из погребальной песни, приведенные в эпиграфе: «Души их во благих водворятся», — означают у автора ненапрасность доб­ра, творимого человеком. Все, что в жизни случается, в ней же не пропадает. Аркадий, защищая свою любовь, защитил добрые, свет­лые, истинно человеческие начала жизни. Все, что произошло с ним и с Любой, не напрасно, если их история оказала такое огромное нравственное воздействие хотя бы на одного человека — повество­вателя. Вызванные в памяти перипетии чужой судьбы открывают про­стые, но мудрые истины уже взрослому человеку, участвуя в его духовном развитии. Чувство сострадания,, к которому призывала ста­рая няня («...никогда не выдавай простых людей: потому что про­стых людей ведь надо беречь, простые люди всё страдатели...»), вошедшее в душу ребенка, на всю жизнь вооружает человека страс­тным стремлением к деятельному добру и красоте.

 

Этический аспект, не отменяя социального обличения, выдвига­ется на первый план и в рассказе «Зверь». В иной ситуации опять происходит испытание человека на человечность. События увидены как бы двойным зрением: впечатления пятилетнего ребенка, воспри­нимающего мир сугубо эмоционально, передаются уже зрелым че­ловеком как его детские воспоминания.

 

В мире взрослых понятия «зверь» и «человек» далеко разведе­ны. В детском восприятии медведь Сганарель и крепостной Фера-понт уравниваются чувством любви и сострадания к ним обоим: «Нам было жаль Сганареля, жаль и Ферапонта, и мы даже не могли себе решить, кого из них двух мы больше жалеем». Но человек и зверь в лесковском рассказе уравниваются и художественно. В нем постоян­но звучит мотив подобия медведя и крепостного, обрисованных по­чти одними и теми же словами: красавец Ферапонт — «среднего роста, очень ловкий, сильный и смелый», Сганарель был «большим, матерым медведем, необыкновенной силы, красоты и ловкости». Это сходство еще более увеличивает бессознательное подражание мед­ведя человеку: Сганарель умел ходить на двух лапах, бить в барабан, маршировать с большой палкой, таскать кули с мукой на мельницу, надевать мужицкую шляпу.

 

Рациональная логика как будто оправдывает уничтожение медве­дя, в котором пробудились звериные инстинкты. Но против нее вос­стает нелогичное человеческое чувство, чувство сострадания к дру­гому живому существу. И непосредственное душевное движение ре­бенка у Лескова безошибочнее рациональной логики, которая обна­руживает свою внутреннюю противоречивость. Зверь осуждается на казнь, и его приговаривают к смерти по закону, придуманному людь­ми для людей. Преданность зверя людям заставляет оценить этот приговор как людское предательство.

 

Ферапонт все-таки спасает зверя, но суть рассказа в том, что, избавив от неминуемой гибели медведя, он тем самым спасает и человека, развращенного безграничной властью крепостника. Дес­потизм, субъективно понимаемый как мужественная сила и непрек­лонная твердость духа, уступает мягкосердечию, которое раньше расценивалось как непростительная слабость.

 

 Человеческий талант, в чем бы он ни проявлялся, всегда вносит в жизнь светлое, жизнеутверждающее начало, потому что необходимо связан, по Лескову, с духовной красотой и теплотой человеческого сердца.[/sms]