Сочинение "Герои и проблематика одной из поэм А.С. Пушкина («Полтава»)"

Поэму принято рассматривать как эпическое произведение, а в таком качестве «Полтава» представляется низко художественной агит­кой, в сюжете которой А. Пушкин возвеличивает Петра и клеймит отступника Мазепу. Такое общепринятое восприятие равносильно признанию отсутствия у Пушкина элементарных понятий о структуре подлинно художественного образа. Если не принять это соображе­ние в качестве побуждающего мотива для осуществления анализа структуры, то остается одно — обойти этот острый и неприятный момент путем использования эвфемизмов, «реабилитирующих» Пуш­кина как художника слова. Что и делается до настоящего времени.

 

[sms]«Мазепа, пожалуй, первый из пушкинских характеров, выдержан­ный с начала до конца как резко отрицательный, заслуживающий самого сурового приговора, в нем нет ни одной светлой, противоре­чащей его злым помыслам черты». Такая оценка превращается в при­говор Пушкину как художнику слова, и в данном случае его вынес известный пушкинист Б.С. Мейлах. Ни для кого не секрет, что созда­ние разных художественных образов — то ли резко отрицательных, то ли сугубо положительных — свидетельство не в пользу творчес­ких способностей автора. И если мы верим в талант Пушкина, то должны безоговорочно признать, что сотворить художественный образ с такой характеристикой он просто не мог. И из этого исходить при оценке содержания «Полтавы».

 

В «Полтаве» присутствуют лирические мотивы, имеет место втор­жение в повествование авторских ремарок, которыми насыщены по­священие поэмы и эпилог. В переводе на язык структурного анализа это означает, что имеет место нарушение обязательного для эпичес­кого произведения принципа объективации и что произведение это не эпическое, а имеет более сложную структуру; то есть что сказ в поэме ведется от лица рассказчика-персонажа с позиций отдельной фабулы; что это он, а не Пушкин, создал такой лубочный образ злодея Мазепы с одновременно льстивым восхвалением монарха; что в данном случае перед нами типичная породил, в которой автор­ский замысел может далеко не совпадать с намерением ангажиро­ванного рассказчика; и то, что воспринимается нами как содержание «Полтавы», — не более чем ложный сюжет, образующийся на фабу­ле вставной новеллы, которую принято считать поэмой Пушкина.

 

Читаем внимательно текст. Да, действительно, Мазепа демонстра­тивно прорисован сугубо черными красками — не только как мораль­но нечистоплотный человек в бытовом плане, но и как изменник Рос­сии На его фоне Кочубей выглядит невинно пострадавшим ангелом – да, он предал Мазепу и идею национальной независимости, но ведь сделал это из благородного чувства мести своему куму и спод­вижнику за то, что тот отнял у него дочь. Рассказчик получился у Пушкина довольно умелым мастером, и ему удалось чисто компози­ционными методами притупить внимание читателя — тот уже не обра­щает внимания на явные противоречия в сугубо «положительном» образе Кочубея, который, будучи противопоставлен образу Мазепы, явно же должен подчеркивать низменность его натуры. Противоречия проявляются в том, что такое противопоставление выглядит натяну­тым, не воспринимается как художественное. Причем это не те диа­лектические противоречия, из которых складывается всякий подлинно художественный образ, а элементарные композиционные нестыковки, уши которых выглядывают из-под внешне безупречно ведущегося ска­за. Как рассказчик ни пытается скрыть от читателя истину, она, разру­шая логику повествования, все же дает о себе знать.

 

 Наличие таких художественных «нестыковок» в произведении большого художника всегда свидетельствует о присутствии рассказ­чика-персонажа. И действительно, образ Кочубея проигрывает по сравнению с образом Мазепы. Внешне поступки обоих диктуются якобы чувством мести, но уже здесь противопоставления не получа­ется. По крайней мере в его декларированной форме. Ведь Кочубей мстит по сугубо личным, бытовым мотивам, под влиянием своей жены, у которой находится под каблуком, и даже в мести своей проявляет не приличествующие мужчине непоследовательность и малодушие: в конечном счете он полностью отрекается от своих в общем-то прав­дивых показаний в отношении Мазепы, а это немаловажная деталь характеристики его образа. Что же касается мотивов поступка Мазе­пы, то сугубо личными их вряд ли можно назвать. С его стороны присутствует не просто месть Петру за личное оскорбление; это ос­корбление символизирует то, о чем Пушкин прямо сказать не мог, а его рассказчик не захотел: отношение Петра к порабощенной Укра­ине. Натура Мазепы оказывается более цельной и сильной: он не отрекается от своих планов даже ради поздней, романтической люб­ви к Марии, то есть ради личного, и эта борьба мотивов достаточно отражена в тексте, а уж глубина чувства Мазепы сомнений не вызы­вает. Разве казнь Кочубея диктуется личными мотивами Мазепы? По­вествование даже в том виде, как его ведет рассказчик, не оставляет сомнений в том, что ради Марии Мазепа простил бы измену, если бы она действительно носила личный характер. Но Кочубей изменил не Мазепе, а общему делу, за которое они вместе боролись.

 

И вот именно здесь возможная неоднозначность толкования это­го момента устраняется Пушкиным «его в собственной», третьей фабуле поэмы. Это — авторские «Примечания». Смотрим 12-е — сухая справка: «20 ООО казаков было послано в Лифляндию». Кем послано и зачем, Пушкин не пишет. Явно же не для защиты интере­сов Украины. Это то, что в рамках современной терминологии назы­вают «пушечным мясом». То есть эта ремарка вкупе с текстом «встав­ной новеллы», каковой является повествование рассказчика, воссоз­дает мощный этический контекст, объясняющий мотивы поступка Мазепы и побуждающий читателя переоценить с противоположным знаком все, о чем повествует рассказчик. Не дает ли Пушкин этой ремаркой понять, что исход Полтавской битвы был бы не так очеви­ден, окажись эти 20 тысяч казаков на родной земле?..

 

 «Кочубей в своем доносе также упоминает о патриотической думе, будто бы сочиненной Мазепою». Вот оно в чем дело: у Кочубея — «донос», у Мазепы — «патриотическая дума». Внешне сухой текст примечания содержит оценку — то есть в данном случае имеет мес­то вмешательство в текст рассказчика. А наличие рассказчика свиде­тельствует о том, что текст этот не служебный, а художественный; следовательно, примечания входят в состав произведения.

 

В «Полтаве» присутствует еще одна пара сюжетов, которые об­разуются с учетом полемической направленности самого произведе­ния и личности того конкретного современника Пушкина, с которым он ведет полемику. За счет этих сюжетов художественная емкость системы еще более расширяется.

 

Художественные достоинства этой поэмы состоят в возвеличе­нии Пушкиным образа Петра, то есть в прямой дидактике, которая, по большому счету, должна расцениваться не иначе как позор для художника слова. Выход из положения находят в привлечении па­раллели — «Медного всадника», содержание которого должно под­тверждать пафос «Полтавы». Но при этом из поля зрения коммента­торов как-то ускользает то обстоятельство, что, по замыслу Пушки­на, Петр изображен там как идол, то есть истукан, причем неизмен­но медный, в то время как конь под ним, которого он, как и Россию, «поднял на дыбы», описывается как отлитый из благородного ме­талла — бронзы.

 

 Кроме того, в сюжете появляется еще один образ — сатирика, выступающего против раболепного служения сильным мира сего. Этот образ поэта противопоставляется созданному им образу рассказчи­ка «Полтавы» — придворного литератора; именно этот образ, а не Мазепы, Кочубея или Петра, является главным в произведении; с ним ведет полемику Пушкин, и ради этого сатирического образа, ради полемического пафоса и была создана «Полтава» вместе с ее вне текстовыми структурами. [/sms]