Сигизмунд - властелин Москвы

Сигизмунд даже издали не видел Москвы. Но он уже чувствовал себя ее хозяином и не считая раздавал своим русским приспешникам земли, насаждал в приказах своих людей, брал деньги из московской казны. Еще до заключения московского договора Сигизмунд III обещал пожаловать Мстиславского за его «прежнее к нам (ко­ролю) раденье»: учинить «выше всей братии твоей бояр».

 

После того как Мстиславский помог Жолкевскому занять Москву, король вспомнил о своих обещаниях и 16 октября особым универсалом пожаловал ему выс­ший чин слуги и конюшего. Такой титул до него носил лишь правитель Борис Годунов при царе Федоре. Вместе с новыми чинами удельный князь получил новые доходы и земли.

 

Король раздавал думные чины направо и налево, бла­го это ему ничего не стоило. Он пожаловал в околь­ничие Михаила Молчанова, бывшего любимца Отрепье­ва, и нескольких других худородных дворян. Тушинско­го дьяка Ивана Грамотина он сделал печатником — хра­нителем государственной печати.

 

Сигизмунд Ш щедро оплатил предательство Михаи­ла Салтыкова. Королевская канцелярия выдала ему жа­лованную грамоту на богатую и обширную Важскую землю, некогда принадлежавшую правителю Борису Годунову. Михаил Салтыков получил богатства, которые прежде и не снились ему. И все же он был не вполне до­волен. Боярину казалось, что он близок к заветной цели.

 

Стоило сделать последнее усилие, и кормило управления царством оказалось бы в его руках.

 

Смута внесла немалые перемены в московскую иерар­хию чинов. Начальник Стрелецкого приказа, стоявший прежде на ее низших ступенях, теперь стал ключевой фигурой в правительстве. Отборные стрелецкие войска, насчитывавшие много тысяч человек, несли охрану Кремля и внешних стен города. Кто командовал стре­лецким гарнизоном, тот чувствовал себя подлинным хозяином положения. Король заготовил указ о назна­чении сына Салтыкова начальником Стрелецкого прика­за.

 

Но в Москве Жолкевский распорядился по-своему. С согласия Мстиславского и нескольких других членов семибоярщины он передал этот пост полковнику Алек­сандру Гонсевскому. Полковник получил при этом чин боярина и занял место в думе подле прирожденной русской знати. Еще во времена Отрепьева Гонсевский вел тайные переговоры с боярами, предложившими тогда русский трон Владиславу. Прибыв в Москву в качестве королев­ского посла, он способствовал свержению Лжедмитрия I.

 

Вмешательство в московские дела дорого обошлось тогда полковнику. Сообщник по заговору Шуйский два года не выпускал его из России. Посол имел возмож­ность близко познакомиться с правящим боярским кру­гом и сойтись с некоторыми из его членов. Вернувшись в Польшу, Гонсевский торопил короля с нападением. Вто­рично оказавшись в Москве, он не скупился на внешние знаки дружелюбия, но в душе продолжал считать рус­ских заклятыми врагами. Встав во главе Стрелецкого приказа, он повел дело к тому, чтобы ослабить и рас­формировать вверенный ему гарнизон.

 

Он рассылал по городам стрелецкие приказы один за другим. «Этим способом,— откровенно писал в своем дневнике один из польских офицеров,— мы ослабили силы неприя­теля». Без поддержки семибоярщины малочисленный поль­ский гарнизон не удержался бы в Москве и нескольких недель. Но время шло, и соотношение сил все больше менялось не в пользу русских. Приближение зимы бла­гоприятствовало осуществлению планов Гонсевского. Дворяне привыкли зимовать в своих поместных усадьбах. Невзирая на тревожное положение в столице, они тол­пами разъезжались по домам.

 

Сторонник унии Жолкевский ждал прибытия в Москву Владислава, а тем временем старался любыми средствами предотвратить столкновения между королев­скими отрядами и мирным населением. Хорошо зная нравы наемных солдат, он составил детально расписан­ный устав, грозивший суровым наказанием за мародерст­во и насилия. На первых порах командование строго следило за его выполнением. Однажды пьяный гайдук, стоявший на карауле у ворот, на глазах у толпы выпалил в икону богоматери, висевшую над воротами. В считан­ные часы об этом случае знала вся Москва. Город гудел, как потревоженный улей.

 

Поляки поспешили созвать войско и приговорили виновного к смерти. Гайдуку отрубили руки. Затем его бросили живым в костер. Руки прибили к стене под расстрелянной иконой. Военный суд приговорил к смерти еще несколько мародеров. Лишь по ходатайству Гермогена их помиловали.

 

 Благие намерения Жолкевского не дали желаемых результатов. Да и сам он недолго пробыл в Москве. Сто­ронники завоевания России аннулировали мирные согла­шения. Нежданные союзники, пущенные боярами в Москву, все больше превращались в оккупантов. Столкновения между наемными солдатами и населе­нием оказались неизбежными. Источником постоянных трений служили прежде всего военные реквизиции и поборы.