Россия под пятой иноземных завоевателей

Ложь и обман обнаружились не сразу. Мирные иллюзии, порожденные мос­ковским договором, широко распростра­нились по всей России. Провинциальные воеводы один за другим приводили население к присяге на имя царя Владислава.

 

Бояре ждали, что королевич Владислав прибудет в Россию без промедления, и хлопотали о том, чтобы про­светить его насчет московских порядков. Дьяки соста­вили для юного государя записку, с тем чтобы познако­мить его с московскими порядками. Не жалея красок, они расписывали сказочные богатства царской казны, которую Владислав получал вместе с престолом. С каз­ной ему переходили венцы и одежды царские, золотая и серебряная посуда, бархат, атлас и золототканая кам­ка, бессчетные соболя и чернобурки и, наконец, деньги. Записка определяла значение Боярской думы при особе самодержца. «Повинность боярам и окольничим и дьякам думным,- писали дьяки,- быти всегда на Москве при государе безотступно, и заседать в палате, думать о всяких делах, о чем государь расскажет и что царьству Московскому надлежать будет». Авторы записки стара­лись дать юному Владиславу представление о дворян­ской службе и устройстве полков, финансовой системе государства, главных русских городах.

 

Несколькими штрихами дьяки обрисовали церемони­ал двора и порядок угощения государя. Прежде чем кушанье или напиток попадали на царский стол, их долж­ны были отведать последовательно ключники, дворец­кий, кравчий и чашник.

 

Иностранцы любили поворчать на московскую кух­ню. Вседневная пища русских в самом деле была непри­хотливой. Люди насыщались хлебом и всевозможными кашами. Из овощей в ходу были репа и капуста, любимым напитком служил квас. Пища была достаточно однооб­разной и пресной, и московские кулинары обильно приправляли любое блюдо луком и чесноком. Перец был большой редкостью. Сторонники королевича опасались, как бы неблаго­приятные толки о русской кухне не задержали его при­езд, и не поленились составить подробнейшие описания царского меню. Владиславу Жигимонтовичу предстояло всласть поесть русских пирогов. На дворцовых поварнях пекли ежедневно пироги подовые и столовые — одни с сахаром, другие с пшеном и вязигой, с бараниной, рыбой, яйцами или сыром.

 

Московские кулинары выпекали на редкость вкусные калачи, крупитчатые и ржаные, кара­ваи с грибками, блины красные и блины тонкие с икрой. Прямо с огня на царский стол подавали утей «верченых», зайца в репе, жареных лебедей, куру в лапше и потроха гусиные. Государев стол украшали такие диковинки, как «порося живое рассольное под чесноком». Подле порося ставили кострец лосиный подо взваром, желудки с лу­ком, поставец сморчков. Предметом особой гордости царской кухни были разнообразные рыбные блюда: осетринка свежепросоленная, белорыбица свежая, теша белужья, спинка лососины карельской, голова щучья «живая» под чесноком, сельдь паровая переяславская, уха карасевая, «а в ней карась жив», уха раковая.

 

По­скольку королевич был мал, хвалители московской кухни деликатно умалчивали о крепких напитках и ограничи­вались упоминанием о киселе белом, горшочке молока вареного, ведре меду обварного, которое подавали вме­сте с полуведром огурчиков. Описание царского меню могло воспламенить воображение любого знатока и це­нителя кулинарии. По всей Европе подлинной страстью коронованных особ была охота. Составители записки для Владисла­ва расхваливали на все лады достоинства царской охоты.

 

К услугам королевича были лучшие охотничьи угодья России, находившиеся в ведении особого чиновника — ловчего. «Где зверинцы лосиные и оленьи,— писали дьяки,— (где) серны и где медведи и волки, везде то лов­чего путь». Некогда охота была подлинной школой мужества и ловкости. Единоборство с вепрем готовило князя к грядущим военным походам. Шло время, и охо­та все больше напоминала легкую забаву. Отловленных зверей держали в клетке про государеву потеху, а потом выпускали на пути коронованного охотника. В Ловчем приказе держали медведей и волков, лисиц и зайцев. Триста псарей служили на царской псарне — «у дву собак пеший псарь». Каких только собак не было в цар­ском дворце! Их приобретали для дворца в разных кон­цах Европы. Когда государь выезжал на охоту, двор заполняли борзые, гончие и волкодавы, потешные и ме­делянские собаки (большеголовые псы наподобие буль­дога).

 

Благожелатели Сигизмунда III напрасно старались прельстить его сына сокровищами московской казны, дворцовой кухней и псарней. Король не собирался от­пускать наследника в далекую Московию.