Избрание царем Владислава

16 августа 1610 г. Мстиславский, Романов, Голицын и члены Земского собора привезли гетману текст согла­шения об избрании Владислава на царский трон. На другой день посланцы Жолкевского Валуев и Салтыков явились в Кремль и зачитали народу текст московского договора. Бояре прошли в Успенский собор и принесли присягу. Из Кремля начальные люди и население напра­вились на Новодевичье поле, где их ждал Жолкевский с поляками. По замечанию гетмана, на поле собралось более 10 тысяч русских. В присутствии народа русские и польские вожди торжественно утвердили договор.

 

Среди членов московского собора и столичного на­селения единодушия не было и в помине. Вследствие того боярское правительство не решилось передать до­говор на подпись выборным земским членам. Мстислав­ский, Голицын да Шереметев запечатали документ своими печатями, двое думных дьяков поставили на них подписи. Тем дело и ограничилось.

 

Московский договор был плодом компромисса, кото­рый не мог удовлетворить ни одну из сторон. Боярская дума и патриарх не допускали и мысли о том, что на православном царстве утвердится католический госу­дарь. Жолкевский считал абсурдной перспективу кре­щения королевича, но согласился на коронацию Вла­дислава но православному обряду.

 

Предпринимая поход в Россию, король обещал папе римскому распространить истинную веру на эту вар­варскую страну. Гермоген не уступал Сигизмунду в фанатизме. Чтобы предотвратить распространение ка­толичества в России после воцарения Владислава, пат­риарх потребовал смертной казни для тех русских, ко­торые «похотят малоумием своим» принять «папежскую веру». Для короля и его католического окружения требования Гермогена были так же неприемлемы, как и пожелания насчет перехода Владислава в православие.

 

Московское соглашение подтвердило незыблемость традиционных русско-польских границ. Именем Сигиз-мунда Жолкевский обязался очистить после воцарения Владислава все порубежные русские города, занятые ко­ролевскими войсками. Однако в вопросе о прекращении военных действий стороны не достигли ясности. С начала интервенции главным пунктом борьбы стал Смоленск. Соглашение о передаче трона Владиславу и нерушимости границ, казалось бы, автоматически влекло за собой прекращение осады крепости. Однако Жолкевский категорически отверг представления бояр на этот счет. Гетман знал, что Сигизмунд задался целью присоединить Смоленск к коронным владениям и никог­да не отступит от поставленной цели. Поэтому он лишь обещал, что будет просить короля прекратить бомбар­дировку и осадные работы под Смоленском. Бояре удовлетворились неопределенными словесными обеща­ниями и согласились на компромисс, отдававший преда­тельством. Гарнизон и население Смоленска изнемога­ли в неравной борьбе. Боярское правительство, подпи­сав договор, фактически бросило их на произвол судьбы.

 

Семибоярщина не заручилась окончательным согла­сием претендента и его отца. Тем не менее она отдала приказ о немедленной присяге царю Владиславу. Текст присяги заключал в себе два пункта. Первый из них предусматривал посылку послов к Сигизмунду с прось­бой отпустить сына на царство. К этому пункту был при­бавлен второй с клятвой верности царю Владиславу «всея Русии». В спешке боярские правители утратили не только осторожность, но и здравый смысл. В их дейст­виях была логика, но то была логика отчаянно трусив­ших людей.

 

Каким бы непопулярным ни был царь, олицетворе­нием зла в глазах народа всегда были лихие бояре. Когда бояре свергли Шуйского и потребовали присяги себе, возникло подозрение, что страна и вовсе может остать­ся без «надежи государя». Столичный гарнизон насчи­тывал до 15 тысяч человек, у самозванца было не более трех — пяти тысяч воинов. Но бояре слишком хорошо помнили триумфальное вступление Отрепьева в столи­цу. С законным царем они обороняли Москву от второго самозванца в течение полутора лет. Без царя на троне бороться с «добрым Дмитрием» было куда труднее.

 

По­тому семибоярщина и решила не медлить ни дня с про­возглашением Владислава царем всея Руси. Не сумев управиться с доставшейся им властью, бояре надеялись утихомирить народ именем законного государя Вла­дислава Жигимонтовича. Семибоярщина не учла того, что ее кандидат не обладал необходимой популярностью ни в русской столице, ни в провинции. Московский договор поставил людей перед трудным выбором: покориться ли лихим боярам с их чужестран­ным принцем, либо предпочесть истинного православно­го Дмитрия! Миф о добром сыне Грозного вновь стал овладевать воображением народа. Боярские правители напоминали человека, увязшего в трясине.

Чем судорож­нее они цеплялись за власть, тем глубже погружались в пучину. Объявив об избрании Владислава, верхи окон­чательно оттолкнули от себя народ. Свидетели москов­ских событий единодушно утверждали, что москвичи — «черный люд» — всячески противились намерению воз­вести на трон королевича. В обычных условиях дума, опираясь на волю Земского собора, без больших затруд­нений решила бы вопрос о престолонаследии.

 

 Низы не имели представителей в думе и на соборах. Но в обстановке Смуты влияние народа неизмеримо возросло. Большая часть столичного населения не приняла участия в шествии на Новодевичье поле, устроенном боярами. На другой день после присяги монахи Симо­нова монастыря послали гонцов-монахов к царьку с пок­лоном.

 

Прошло еще два дня, и множество московского народа, не желая присягать католическому государю, покинуло столицу и перебралось в лагерь самозванца. Провинция имела еще больше оснований негодовать на семибоярщину, чем столица. Правители попрали приговор Земского собора и не стали ждать съезда выборных от всей земли. Они избрали государя без участия страны. Последствия не заставили себя ждать. В августе произошли волнения в Твери и Владимире, Ростове, Суздале и Галиче. «Черный люд» в этих городах объявил о поддержке Лжедмитрия II.